Звезда и шпага

– Это понятно, – усмехнулся я. – Ты станешь жечь палатки, резать выскакивающих из них в исподнем солдат и офицеров, убивать раненых? – Мой приятель злобно поглядел на меня, но, похоже, он начал понимать, в чём дело. – Вот для таких дел и нужны каратели Мещерякова.

– Господа мои, – снова обратился к нам Суворов, – стройтесь и получайте епанчи. Через три четверти часа выступление.

– Ты забыл сказать, Александр Васильич, – впервые вступил в разговор Алексей Орлов, уже одетый в белую епанчу, – что в бой солдат и офицеров поведу я сам.

– Вот ты сам, Алексей Григорьевич, – усмехнулся в ответ Суворов, – это самое и сказал. – И сразу всем стало понятно, что генерал-поручик явно был против этой эскапады генерал-аншефа.

Мы выстроились в несколько длинных цепочек и каптенармус с двумя помощниками принялись выдавать нам белые епанчи. В таких нас, действительно, будет очень сложно разглядеть на снегу. Набросив её на плечи, я застегнул все три крючка её и понял, что она очень тёплая, наверное, в ней лежать на снегу можно и не замёрзнешь. На то, чтобы все облачились в эти епанчи, став похожими на неких призраков, ушло как раз около трёх четвертей часа. Когда же мы вновь построились на плацу в колонны, Суворов махнул, и забили барабаны, а трубы негромко запели атаку. И так, двумя колоннами – первая – кавалеристы во главе с Орловым, вторая – каратели во главе с Мещеряковым – мы двинулись в атаку.

Мы прошли почти через весь лагерь и нырнули в буран. Ветер был самым противным, какой только может быть, порывистым. То его вроде и нет вовсе, а то, как кинет в лицо пригоршню острых, как стеклянное крошево, снежинок. Именно из-за этих порывов на пути нашем вставали высоченные, как курганы древних кочевников, сугробы, а бывало, мы шагали по ровно утоптанной ещё вчера сотнями солдатских сапог и ботинок равнине. Так шли мы через ветер и снег, почти невидимые в белых епанчах, придерживая руками шляпы, а враг сидел внутри ретраншемента, почти слепой от снега и ветра и не ждал в такую погоду прихода смерти.

Комиссар ворвался к Кутасову, принеся с собою порыв ветра и снежный вихрь. Полный праведного негодования Омелин плюхнулся на койку комбрига, так что тот даже сморщился от боли.

– Прости, Владислав, – несколько опомнился комиссар, – я не хотел. Но всё-таки, зачем ты отменил мой приказ удвоить караулы?

– В этом нет нужды, – ответил комбриг. – Не нужно морозить такое количество солдат.

– Да они же, как слепые кутята! – вскричал Омелин. – На десяток шагов ничего не разглядеть!

– Вот именно, – кивнул Кутасов. – Какая разница, пятеро слепцов охраняют нас, или десяток?

Комиссар задумался над его словами.

– Тем более, что я не совсем отменил твой приказ, – добавил комбриг, – а скорректировал его. Я приказал удвоить патрули, что проверяют посты, а также укоротить время стояния в карауле вдвое.

– А как ты считаешь, Владислав, – спросил у него комиссар, – нападут они по такой погоде?

– Вряд ли, – покачал головой комбриг, – погода не та. Только что обстрел затеяли интенсивный, но на большее вряд ли решаться.

Как будто в подтверждение слов его прозвучал очередной взрыв. Артиллерия Суворова работала без перерыва. Бомбардиры перенесли прицел вглубь ретраншемента и палили в основном пороховыми ядрами, в надежде зацепить палатки или повредить вагенбурги. В общем, Григорий Орлов, который по данным разведки командовал артиллерией, старался вовсю.

– А вот я не так уверен, – поделился сомнениями Омелин. – Мы ведь не с кем-то дело имеем, а с самим Суворовым. Он прославился именно самыми неожиданными ходами.

– Сейчас сама погода на нашей стороне, Андрей, – сказал на это Кутасов. – Управлять войсками в такой буран невозможно и полки в первые минуты схватки превратятся в толпу людей, готовых побежать прочь при малейшей возможности.

– И всё же, как-то неспокойно у меня на сердце, – вздохнул комиссар. – Не может дать нам Суворов день передышки, даже в такую погоду. И одного того, что нас интенсивно обстреливает его артиллерия, мне мало. Надо ждать чего-то ещё.

– И чего же? – спросил у него Кутасов, у которого, если быть до конца честным, тоже камень на душе висел. Как-то странно вёл себя Суворов, слишком странно. – Чего нам ждать от будущего генералиссимуса?

– Если бы я знал, Владислав, – развёл руками Омелин, – если бы я знал… Пойду, проверю посты, – сказал он, поднимаясь и хлопая себя ладонями по бёдрам. – А то засиделся я у тебя.