Звёзда II

— Ольга Христофоровна, я прошу, требую и настаиваю на том, чтобы вся мощь нашей школьной службы поддержки и вся мощь общественных служб безопасности города и области в данном случае были только наготове и вмешивались только по моей просьбе или в том случае, если я явно провалюсь.

— Вика, но…

— Или я чего до сих пор преступно не понимаю в нашем обществе и тогда тотчас же прилюдно распишусь в своём бессилии и в своей непроходимой глупости, понеся любое мыслимое и немыслимое наказание, или мне придётся решить эту проблему в одиночку, чтобы доказать — и один человек в состоянии бороться за другого и наша «Волна» — не игрушка, а необходимость.

— А Ирма?…

— Ей не о борьбе, а о ребёнке думать следует.

— Согласна. Ладно, Вика. Действуй и помни — поможем всем.

— Спасибо, Ольга Христофоровна.

— Будь осмотрительна, Вика.

— Буду. — Виктория тенью выскользнула из рабочего кабинета главы школьной Службы психологической поддержки.

Шагая по школьным переходам и механически отвечая на приветствия педагогов и школьников, Виктория поморщилась, представляя себе самый общий план предстоящей работы: необходимо было встретиться с насильником несовершеннолетней девушки. И, что тяжелее всего — из той же школы, что и жертва. В самой Виктории все протестовало против такого развития событий, но здесь она была не просто ученицей школы, а человеком, обязанным собственными руками и собственной головой решить проблему, которая при стандартном варианте привела бы преступника к пожизненной, не снимаемой никакими амнистиями судимости. Впрочем, Виктория не сомневалась, что даже при её прямом участии и попытке подменить собой два десятка служб и организаций, Элем получит судимость.

«А если судимость в данном случае правомерна? А если я зря вмешиваюсь? А если это просто бред? Но какой там бред, если всё есть — и насильник, и жертва, и даже будущий ребёнок? — спрашивала сама себя Виктория, направляясь к своему дому по сильно удлинённому пути. — И зачем я только в это ввязалась? Тоже мне — мать Тереза. Витка, послушай и пойми сама: то, что ты пытаешься сделать — это глупость несусветная. Здесь нужен мужик, причём богатырского телосложения, чтобы поговорить с этим «субъектом» по-мужски, просто и грубо. А ты тут зачем? Совершенно не богатырша, да вдобавок и девушка.

А что если сыграть следует на этом? Не поздновато ли? Я же чувствую и даже очень точно знаю, что от этого Гугнева теперь уже сторонятся как от прокажённого. И что должен дать мой с ним разговор? Выдавить силой из него стандартные и мало помогающие жертве и окружающим слова: «Простите, люди добрые, бес попутал и черт подвёл!»? Глупо, как в плохом романе. Представляю Гугнева на коленях перед школой, выстроившейся при знамёнах в каре в спорткомплексе. А ведь мы при нашей с трудом поднятой до необходимого уровня гуманности над ним сможем поиздеваться вдоволь чтобы только подчеркнуть наше всяческое превосходство, как это ни прискорбно признать. Учёные — они тоже злыми и раздражёнными бывают. И при их вооружённости знаниями и аппаратурой своему недругу они обеспечат кучу всяческих неприятностей. А Гугнев на коленях — чем не неприятность для этого насильника и чем не удовольствие для нашей честной компании. Грешник на коленях перед синклитом святейшей инквизиции светлейших разумов средневековья? Гм. Зрелище — для вечернего выпуска ужастиков. Но у нас ужастиков уже который век по телевидению просто так не показывают? Правильно, второй. А значит — никаких дешёвых сенсаций. И Лосева я не имею права подключить — он с его орлами Гугнева просто изуродует. Я не могу прямо подключить к этому делу также Геру Чхеидзе. Их Прессклуб, я наслышана, уже в полном составе землю роет, пытаясь достать Гугнева или пострадавшую. Нет. Пострадавшую я им не дам и до Гугнева, пока с ним не поговорю, не допущу. — решила Виктория. — И чего меня понесло по этому дальнему маршруту?».

Додумать она не успела — обломившийся тяжёлый сук скользнул по спине и припечатал бы Викторию к земле, не сделай она спасительный шаг.

«Чего то у нас деревья так необычно ломаться стали? — спрашивала себя Виктория, отряхиваясь — сказались многочасовые тренировки в спортзале — и мысленно оглядываясь по сторонам. Та-а-к. Направление — сто двадцать налево — Гугнев собственной персоной. Вперёд!».

Виновник падения подпиленного сука видел, что жертва не пострадала и был готов бежать с места преступления, но и вздохнуть не успел, как Виктория встала перед ним, отрезая своим внезапным приближением почти вплотную все мыслимые пути к отступлению. В её позе не было ничего воинственного, но юноша ясно чувствовал, что уйти от преследовательницы на этот раз ему не суждено. Он выпрямился и потупил взгляд.

— Накручиваем срок?! Так?! — ледяным тоном поинтересовалась Виктория.

— Какой там срок, если светит мне судимость пожизненная. — немного по старинному ответствовал Гугнев.