Василий Андреевич, кивнув на прощание итальянцу, подхватил под локоть Анну и торопливо, насколько позволяла покалеченная нога, увлек ее к коляске.
Всю дорогу до виллы, которая уже целый год была их домом, Анна молчала, обдумывая слова сеньора Ламперти. Она частенько напевала вполголоса, находясь дома, но никогда не задумывалась над тем, чтобы заняться вокалом серьезно. Предложение этого еще довольно молодого итальянца показалось ей интересным, но Василий Андреевич, по всей видимости, будет недоволен, если она решится его принять. И все же она решилась поговорить с ним о поездке в Милан безотлагательно. Тем же вечером за ужином, наслаждаясь вкусом легкого итальянского вина, Аннет завела разговор о том, что они уже довольно долго находятся в Неаполе и вполне могли бы сменить обстановку и перебраться, к примеру, в Милан, поближе к границе. Ведь недалек тот день, когда нужно будет собираться в обратный путь домой.
Василий Андреевич, отставив свой бокал, только покачал головой, легко разгадав ее намерения.
— Аннушка, тебе в самом деле хотелось бы посещать эту консерваторию, о которой говорил сеньор Ламперти? — поинтересовался он.
— Папенька, я благодарна Вам за то, что Вы привезли меня сюда, в этот дивный уголок, — начала Анна, — но уже порядком устала от безделья. Мне бы хотелось чем-то заняться, и я думаю, обучение вокалу — это как раз то, чего бы мне хотелось.
— Ну, если таково твое желание, — вздохнул Закревский, — распоряжусь, чтобы готовились к отъезду.
Спустя три дня семейство Закревских выехало из Неаполя. Путешествие по летней Италии в хорошую погоду было довольно приятным, и дорога до Милана заняла всего десять дней.
Будучи столицей Ломбардо-Венецианского королевства, Милан поражал своим великолепием. Однако устроиться здесь оказалось не в пример сложнее, чем в Неаполе. Огромный густонаселенный город чем-то напоминал муравейник. Но все же Василию Андреевичу удалось снять небольшой домик, расположенный неподалеку от Piazza del Duomo.
В Милане проживало довольно много австрийцев и объяснялось это тем, что нынешний губернатор Ломбардо-Венецианского королевства, или вице-король, как называли его итальянцы, был родом из Австрии, поскольку королевство, образованное в 1815 году по решению Венского Конгресса из северо-итальянских областей Ломбардия и Венеция, составляло одну из коронных земель Австрийской империи и управлялось вице-королём как австрийское владение.
Единственным коронованным королём Ломбардо-Венецианского королевства был австрийский император Фердинанд I, а его наместником в Милане с 1848 года являлся граф Йозеф Радецкий. Радецкий, удостоенный в 1849 году звания русского генерал-фельдмаршала и ордена Святого Георгия 1-й степени, был на хорошем счету у русского государя и охотно принимал у себя при дворе поданных российского императора. Как оказалось, в Милане проживало немало соотечественников Закревских, и, заводя все новые и новые знакомства, в один прекрасный день графиня Закревская была представлена ко двору вице-короля. Их часто приглашали на званные вечера и светские рауты как итальянские аристократы, так и соотечественники, проживавшие в Милане. Вскоре Аннет уже начала сожалеть о своем решении покинуть Неаполь и переехать в Милан, поскольку несмотря на то, что Василий Андреевич разыскал сеньора Ламперти, и итальянец был несказанно рад их приезду, времени для занятий вокалом у нее совершенно не оставалось. Она уже скучала по той тихой и безмятежной жизни, которую вела на вилле Rosa Bianca. Пожалуй, одним из немногих утешений для нее стала возможность посещать знаменитый театр Ла-Скала. Анна была совершенно очарована оперой, но когда на одном из занятий Ламперти заговорил с ней о том, чтобы ей самой попробовать себя на сцене, решительно отказалась.
Вернувшись домой, Аннет несколько раз возвращалась мысленно к разговору со своим учителем, но так и не смогла понять, что именно встревожило ее при упоминании сцены. Ей казалось, что существует нечто в ее прошлом, что было связано если не со сценой, то с каким-то публичным выступлением, и отчего-то это вызвало у нее странное ощущение, будто бы именно этот эпизод ее жизни был связан с чем-то недостойным и порочным. Короткое, как вспышка молнии, воспоминание несколько раз проскальзывало перед ее мысленным взором: она сама в вульгарном ярко-красном платье у рояля исполняет "Соловья". Но, к сожалению, это было все, что она помнила.
Может быть, поэтому одна только мысль о том, чтобы выйти на сцену, вызывала в душе бурный протест. Нет, она будет петь, но не для публики, для себя. Потому что чем больше она занималась, тем больше ей нравилось звучание собственного голоса, который благодаря методике Ламперти, наконец, окреп и зазвучал в полную силу. Франческо не оставлял попыток уговорить ее спеть хотя бы на частном вечере. Ему не терпелось показать ее всему свету, и он вправе был гордиться достигнутыми успехами, но Аннет упорно отказывалась, продолжая заниматься, как только у нее появлялось свободное время.