Звезда надежды

«Подражание Персиевой сатире: «К Рубеллию», — размашисто написал он заглавие на чистом листе вверху, ниже — первую строку: «Надменный временщик, и подлый и коварный…», потом поставил заглавие в скобки и над ним написал новое: «К временщику» — и подчеркнул…

Три дня, не выходя никуда из дому, писал Рылеев.

Первоначальный запал не только не проходил, но увеличивался, строки хлестали громко и жестоко, как бич.

Когда Рылеев прочел сатиру Бедраге, тот с восхищением воскликнул:

— Вот это по-нашему! По-гусарски! Так его, сукиного сына! Так! Лихо отделал, Кондратий Федорович!

«К временщику» Рылеев послал в «Невский зритель» Сниткину.

6

В октябре Рылеев выехал в Петербург. Наташа с дочкой оставалась пока у родителей.

В Петербурге он был в начале ноября. Уже выпал скупой снег. По мерзлой мостовой мела поземка. Рылеев сидел в коляске, завернувшись в шубу, но холод проникал и под шубу. В голове не было никаких мыслей, кроме желания поскорее доехать, поскорее очутиться в тепле. Коляска стучала по камням мостовой то дробно и быстро, когда ямщик подхлестывал лошадей, то реже, когда ему надоедало размахивать кнутом. Рылеев не смотрел по сторонам, глубоко надвинув шайку на глаза. Вдруг коляска остановилась.

— Что такое? Почему остановился? Где мы? — недовольно спросил Рылеев.

— На Загородном проспекте, возле Семеновских казарм, — ответил ямщик. — Женок солдатских гонят…

Рылеев сдвинул шапку с глаз.

Посреди улицы, окруженная конвоем хмурых кирасиров, двигалась толпа женщин и детей. Многие женщины несли грудных младенцев. Почти все были одеты не по погоде легко, в юбках и кофтах, в толпе виднелось лишь несколько кафтанов. Сквозь детский плач прорывались истошные рыдания и уже безнадежный вопль:

— Ми-и-ленькие, позвольте хоть одежонку забрать! Миленькие!

Прохожие на тротуарах останавливались и смолкали, провожая это шествие взглядом.

Какая-то баба, сорвав с головы теплый платок, подбежала к идущим, но офицер, командовавший конвоем, наехал на нее конем.

— Пошла прочь!

— Что это? За что? — спросил Рылеев, потрясенный увиденным.

— В Семеновском полку был бунт, — ответил ямщик. — Солдат на прошлой неделе, после заключения в крепости, разослали по дальним полкам. Тоже не дали домой зайти, в теплое одеться. А нынче им вслед жен и детей гонят, ровно арестантов…

Жен семеновцев провели, путь освободился, и ямщик зло хлестнул лошадей.

— Ну, пошли!

Коляска дернулась, Рылеев от неожиданного толчка упал на сиденье, но ничего не сказал…

— Что такое случилось в Семеновском полку? — был первый вопрос Рылеева, едва он вошел в прихожую малютинского дома и увидел вышедших встретить его Петра Федоровича и Екатерину Ивановну.

— Ой, такого ужаса, такого ужаса мы натерпелись здесь! — всплеснула руками Екатерина Ивановна. — Боялись, что взбунтуются холопы!..

— Катрин, — остановил ее Петр Федорович, косясь на слуг, — дай Кондратию раздеться, поговорим в комнатах.

За столом, отослав прислугу, Малютин сказал:

— Да-а, признаюсь, жутковато было в столице. Солдаты Семеновского полка взбунтовались против своего командира полковника Шварца за якобы жестокое его обращение с нижними чинами, хотели его убить, но не удалось, не нашли. Дальше — больше, Васильчиков, Бистром, великий князь Михаил Павлович уговаривали их повиноваться, они — ни в какую…

— А в городе по улицам простонародье в толпы собирается, — перебила его Екатерина Ивановна, — рожи разбойничьи, страшно на улицу показаться! По всему городу бунт затевался. Новая пугачевщина.

— Уж сразу и пугачевщина! — с сомнением проговорил Рылеев. — Недовольство солдат против командира — такое бывало и прежде.

— Нет, нет! — живо возразила Екатерина Ивановна. — Солдатами руководил тайный подстрекатель, это точно известно.

— Откуда?

— Уже после того как государь повелел раскассировать семеновцев по разным полкам вне столицы, в казармах гвардейских полков обнаружили подметные письма, — сказал Петр Федорович. — Тебе-то, Кондратий, конечно, неизвестно, а я помню пугачевские времена, он тогда тоже в своих указах объявлял: «Начинайте, и тогда я явлюсь к вам».

В седьмом часу вечера Рылеев поехал к Сниткину.

— Извините, что без предупреждения…

— Это ничего, но могли бы не застать. Вас, конечно, интересует судьба вашей сатиры?

— Нет, сейчас меня более интересует возмущение в Семеновском полку.