Четыре года не дожил Денис Иванович до вступления Павла на престол. Однако уже и речи не было у нового самодержца о конституции, хотя законов Павел наиздавал громадное количество. Видно, сладка власть неограниченная, самодержавная, если и нынешний император, придя к власти через труп отца и воспитанный в республиканском духе, так и не решился ввести в стране конституцию…
Что ж, если власть не отдают, ее надо получить. И потому с преданностью служаки и свободомыслящего человека примкнул Михаил Александрович вместе с братом Иваном к тайному обществу…
Но он был боевой генерал, офицер до мозга костей. Служил он с 1803 года, сначала прапорщиком, потом — подпоручиком, затем — полковником, а теперь и генерал-майором.
Но всюду, даже в походах и боях, сопровождали его книги. Он учился одновременно со службой в университетском пансионе и слушал лекции в Московском университете.
Шестнадцати лет выступил он с Измайловским полком в 1805 году в поход и первое боевое крещение прошел под Аустерлицем. За храбрость в этой битве получил орден Анны 4-й степени. Накануне войны 1812 года назначили его адъютантом генерала Ермолова, и на всем долгом пути войны он сопровождал его. Под Смоленском, опрокинув со стрелками неприятельскую кавалерию, он был ранен в левую ногу. Рана эта и сейчас не давала ему покоя. За эту схватку его наградили орденом Владимира 4-й степени, а за Бородино он удостоился третьего ордена — Анны второй степени…
Вспомнилось, как счастливо удалось ему избежать в первый раз неприятельского плена — после Бородина он прискакал в подмосковное Марьино, чтобы предупредить семью и помочь ей эвакуироваться. Вздумалось еще и вымыться в бане, да на беду показались в конце деревни французы. Он успел переодеться в крестьянское платье и выбрался из села невредимым. А по дороге повстречал бригаду русских войск, направлявшуюся в Москву и не знавшую, что она уже занята Наполеоном. Он задержал ее и тем спас солдат от истребления…
Поручик Фонвизин получил задание действовать партизаном с отрядом казачьих войск и беспокоить неприятеля по всем дорогам. За что и награжден был золотой шпагой и надписью «За храбрость».
В заграничных походах Михаил Александрович также всегда с риском для жизни действовал, как герой. Получил ранение в шею и без сознания был взят французами в плен. Александр жалел о Фонвизине и даже предлагал его разменять, но Бонапарт не захотел…
Но уже летом пятнадцатого года с 37-м егерским полком, которым назначен был командовать, отправился он в обратную дорогу…
Теперь ему было тридцать восемь, он вступил в число заговорщиков, его одолевали семейные проблемы. Деревни и имения его все были разрушены французами, надо было помогать крестьянам восстанавливать хозяйство, мать старела и не могла заниматься делами. Он взял отпуск и отправился по своим имениям…
Пришлось ему заехать и в Давыдово. Когда-то, сразу после войны, мать одолжила помещику Апухтину, женатому на ее двоюродной сестре Марии Павловне, большие деньги. Апухтин купил сельцо Давыдово, намереваясь скоро вернуть долг. Но годы шли, а заем так и не был погашен.
Михаил Александрович приехал в Давыдово узнать, как скоро Апухтин вернет долги — имения его после войны тоже были в расстройке и требовались большие деньги, чтобы восстановить все хозяйство…
Апухтины приняли его с распростертыми объятиями. Едва тройка сытых вороных коней замерла у парадного подъезда господского дома, как Мария Павловна и Дмитрий Акимович выбежали на крыльцо, тут же засуетилась дворня, помогая распрягать лошадей и ставя их на конюшню. Михаил Александрович тяжело вылез из дорожного возка. Нога его все время давала о себе знать глухой ноющей болью, а пуля, так и засевшая в шее, не позволяла быстро поворачивать голову. Однако он бодро расцеловался с родичами и тепло оглядывал располневшую и такую постаревшую двоюродную сестру своей матери и толстенького, бодрого еще мужчину — самого Апухтина.
— Миша, какой ты стал! — все всплескивала руками Мария Павловна.
Михаил Александрович и в самом деле выглядел весьма импозантно. Военный его мундир сиял золотыми с бахромой эполетами, шитый золотом воротник подпирал гладкие щеки с небольшими редеющими бачками, слегка поредевшие волосы все еще были зачесаны по парижской моде в небольшой хохолок, а темные глаза смотрели внимательно и умно.
— Бравый молодец, — похвалил и Дмитрий Акимович. — Жаль, Наташеньки нет, в церковь пошла, поглядела бы на дорогого дядюшку во всем его блеске…
Они повели его в комнаты, стараясь наперебой услужить. Комнату отвели самую лучшую, в конце длинного коридора, и пока камердинер и ординарец Федот распаковывал чемоданы, Михаил Александрович решил посмотреть на милую его сердцу Унжу, на которой он когда-то купался еще мальчиком.
— И сразу к обеду, — предупредил хозяин, — небось, с дороги да устал…
— Ничего, ничего, — смущался от столь сильной радушности Михаил Александрович, — только взгляну на речку — и в дом…