Звезда Суламифи

Соломон посмотрел на возлюбленную и понял, что не стоит продолжать говорить ей подобные вещи, ибо, не находя должного понимания, она глубоко смущалась. Её земное тело – отражённое сияние духа неземного – не готово было вместить всё то, что он мог бы сказать ей. Какая бездна отчаяния мелькнула в глазах любимой! Он нежно обнял и прижал её к своей груди. Суламифь стала слушать, как трепетно бьётся его сердце, и ей стало ужасно неловко за непонимание своё. Зачем ей знать о той далёкой звезде, когда её Светило было рядом и она ощущала живое тепло, что было для неё дороже всего на свете! В ней, казалось, разливалась сама Вечность, и разум отказывался воспринимать слова, заворожённый нежным звучанием голоса возлюбленного. Она готова была слушать эту мелодию вечно, и ей неважно знать, о чём он говорит. Хотя Соломон не мог говорить глупых вещей, – все знали о том, что наделён он был от рождения мудростью необычайной. Но где же было взять столько прозорливости бедной девушке, знавшей в жизни одну дорогу от дома до виноградника?! И тем не менее, она знала, что сможет понять, о чём говорит её милый, если всем сердцем постарается слушать его. Именно сердцем!

Тихо шелестели листья, и река будто погрузилась в сон, умерив пыл журчанья своего. Соломон нежно гладил щёки возлюбленной, едва касаясь перстами. Она лежала на траве и не знала более прекрасного ложа. Низко наклонившись к ней, Соломон прошептал:

– Заклинаю глаза твои никогда не лить потоки слёз ни об одном из смертных. Пусть свежесть щёк твоих не осквернят капли горькие.

И уста его наложили печать поцелуя на очи возлюбленной… Не знала тогда Суламифь, что дни эти были отведены им Богом для того, чтоб попрощаться на долгие три тысячи лет после того, как они испытают краткое мгновение счастья земного.

…Звезда смотрела прямо в глаза, и свет её как бы уже вопрошал, вторя голосу Соломона:

– Ты помнишь?..

Сердце откликнулось едва уловимым “Да…” Но глаза почему-то закрывались, и отяжелевшие веки упрямо смыкались, являя следствие бессонной ночи. Суламифь, подобно маленькому ребёнку, прижалась к груди своего властелина и, чувствуя всю защищённость, уснула чистым сном. Всё это произошло как-то внезапно, и Соломон даже не успел проследить мгновения погружения её в сновидение. Он ещё плотнее прижал к груди возлюбленную и покрыл её лицо нежнейшими поцелуями. Это невинное дитя ещё не знало порока, было полно чистоты и целомудрия. Хватит ли у него мужества сорвать этот цветок? Но ведь бутон рос лишь только для него и готов был расправить все лепестки от малейшего его прикосновения. О чём можно было раздумывать, когда сей цветок уже был в руках?..

Мужественно отстояв это своеобразное всенощное бдение, Соломон встретил рассвет. Он не шелохнулся, чтоб не потревожить сна любимой, и время от времени касался нежным поцелуем алых губ её, ибо не в силах был удержаться от соблазна лишний раз прикоснуться к устам, казавшимся ему медовыми… Звезда сверкнула прощальным приветом лучей серебристых и стала быстро растворяться в лучах восходящего Солнца. Утренний ветерок стал шаловливо перебирать пряди волос его спящей звезды, и Соломону вдруг стало страшно от молниеносно пришедшей мысли о смерти. А что если она заберёт его возлюбленную, и вот так же он будет держать её в объятиях, но она уже никогда не откроет глаз своих!..

– Суламита моя, Солнце моё ясное! – с тревогой прошептал он и со всей силой сжал девушку в объятиях. Она мгновенно открыла глаза, и в них вспыхнул великий восторг, когда она встретилась со взором любимого. Но отчего же так тревожен был взгляд его?..

– Мне больно! – с ясною улыбкой произнесла Суламифь, и только здесь Соломон опомнился и разжал объятия. Ему казалось, что он отнял у смерти то, что она грозилась забрать у него…

– Прости, Суламита, прости, любимая, – повторял он, бесконечно целуя её распахнутые ладони.

День быстро нарождался и требовал своего. Блеснувший луч Солнца пришёл разъединить их, чтоб, разлучив, каждого бросить в серую массу людей, которым совершенно не было дела до чьей-то Любви. Соломон встал и, отряхнув сухие былинки с плаща, набросил его на плечи. Он протянул руки к Суламифи и привлёк её к себе.

– Пусть никогда тебя не покинут мысли обо мне! – произнёс властелин и, отвернувшись, быстро стал удаляться в сторону дворца.

А девушка осталась ждать, не зная, стоит ли ей уходить с того места, где она провела столь сладостную ночь. Но день призвал её к заботам новым, и, соскочив с места, она побежала к винограднику, что уже утопал в ярких лучах воскресшего Солнца. “Да здравствует новый день!” – звучало в каждой виноградинке малой, дождавшейся щедрого тепла после прохлады ночи тёмной. Во здравие они росли и “во здравие” проливали свой густой сок, кровью алою проливаясь на скатерть. Усладят ли они гостей на свадебном пиру их Суламифи, кто мог знать о том?! Не знал этого и день, что уже успел познать многое о двух влюблённых, встреченных им на берегу реки. Мудро радоваться новому – оттого и день благословен, что пришёл одарить счастьем: хвала дню новому!

Луч Десятый