— Покорнейше благодарю, ваше императорское высочество, за ласку, и дай вашей милости Господь использовать нынешний случай на счастье России, — произнёс он с торжественностью, не опуская глаз под её пристальным, испытующим взглядом и в свою очередь пытаясь понять её душу по выражению её лица.
— Как ловко всё устроили! — продолжала она между тем, с особым удовольствием распространяясь о том, что переполняло восторгом её сердце, перед человеком, которого она видела в первый раз, но к которому почувствовала с первого взгляда безграничное доверие, точно к старому и преданному другу. — Из Меншиковых друзей никто ничего не подозревал, и никто не мог его предупредить; в такой, говорят, растерянности обретается, что, наверное, наделает непоправимых глупостей... А дочка-то его сегодня у меня как фордыбачилась. С какой помпой явилась! Царская невеста! А уж как царь-то рад, что избавился от всей этой семейки! Он решил скорее в Москву ехать короноваться и долго там пожить...
— Кабы совсем в Москве остался, ваше высочество! — позволил себе вставить Ермилыч.
— Что Бог даст, тёзкин кум, что Бог даст! — сказала она, лукаво подмигивая Праксиной. — Не всё вдруг! Ты нам счастье принёс, старичок, я тебя за это, как родного, полюбила. Поживи у нас подольше, — повторила она, протягивая ему на прощание руку всё с той же светлой улыбкой, обаянию которой так трудно было не поддаться: оставаться к ней равнодушным после того, как она с человеком поговорит и улыбнётся ему, не было никакой возможности.
И опять вспомнился ему Алёшка Розум, а когда он в ту ночь, под самое утро заснул, явился перед ним в грёзе этот самый Алёшка, как живой, да такой радостный и светлый, точно ему там, за тридевять земель, стало известно, что здесь происходит...
А Праксина провела эту ночь совсем без сна. Разделяя всеобщую радость, царившую во дворце цесаревны, по случаю падения злейшего её врага, она тем не менее не могла не мучиться неизвестностью насчёт будущего и недоверием к заместителю Меншикова, властолюбивый и мстительный нрав которого был всем хорошо известен, равно как и распутство его сына, ближайшего к царю человека, снискавшего всеобщее негодование своими циничными выходками, мотовством и отсутствием всяких нравственных правил. Как-то новые правители государства будут действовать, и объявятся ли люди, настолько сильные и преданные родине, чтоб обуздать их алчные и себялюбивые инстинкты и поставить преграды страшному злу, которое они могут принести несчастной России? Внутренний голос ей говорил, что Долгоруковы опаснее Меншиковых, если с самого начала не обуздать их.
К этим тяжёлым мыслям примешивалась тревога за мать. Пани Стишинская так неосторожна и легкомысленна, что легко может поплатиться за страсть заискивать и залезать в дружбу к сильным мира сего. Опала Меншиковых, может быть, уже на ней отразилась, может быть, и она тоже уже арестована вместе со всеми приближёнными павшего временщика? Разве она не хвасталась не далее как накануне, когда приезжала сюда в свите бывшей царской невесты, что княжна Мария не может без неё жить, что она даже ленточки не купит, с нею не посоветовавшись, и часто задерживает её ночевать, чтоб рассказывать ей про свои сердечные дела, жаловаться на холодность царя и на тщету всех принесённых жертв из-за тщеславия отца? Очень может быть, что её и на этот раз задержали в доме Меншиковых и что она таким образом попала вместе с другими в западню.
Предположение это было так мучительно, мысль, что мать её, может быть, теперь в тюрьме и от испуга и растерянности Бог знает что на себя и на других возводит, чтоб только умилостивить своих судей, мысль эта была так несносна, что Лизавета, не дождавшись, чтоб рассвело, поднялась с постели, наскоро оделась и отправилась в людскую, куда приказала позвать конюха Сашку, молодого малого, которого она сюда определила на службу и который ей был беззаветно предан. Когда он пришёл, она спросила у него, не возьмётся ли он узнать о судьбе её матери пани Стишинской, приезжавшей накануне сюда с царской невестой княжной Марией Александровной Меншиковой.
— Ты ведь, верно, слышал, что и сам князь, и всё его семейство под арестом, а матушка моя у них часто ночует, может, и сегодня она там была и вместе со всеми арестована, так мне хотелось бы это скорее узнать, понимаешь, но только осторожнее, ради Бога, чтоб и самому тебе не попасться, да и нас в беду не ввести.
— Не извольте беспокоиться, Лизавета Касимовна, мне не в первый раз в меншиковский дворец ходить, у меня там знакомый повар живёт, и я бы там сегодня без вашего наказа побывал, чтоб узнать, куда его девали, — отвечал Сашка.
— Ну и прекрасно, ступай разузнавать про твоего приятеля, да заодно и про пани Стишинскую узнай.