Марина вскрикнула.
Чашки с недопитым чаем, блюдца и ложечки полетели на пол, разлетевшись на тысячи осколков. Антон схватил лежавшее на разделочной дочке тесто и швырнул его в стену, после чего с рычанием перевернул стол. Тесто с влажным чавканьем приклеилось к стене, повисело мгновение, а потом неохотно отлепилось и упало на пол, скорчившись, как грязная тряпка…
Перепуганная Марина выбежала в коридорчик и заперлась в туалете.
Зажав уши руками, она вздрагивала, когда за стеной что-то билось с сухим звоном.
Она боязливо выглянула, когда все стихло.
Антон сидел на табурете посреди разгромленной кухни. На полу, засыпанном осколками, сахаром, залитом чаем и водой, валялся вырванный с корнем телевизор.
Антон курил, стряхивая пепел прямо на пол, в бурую лужу разлитого чая.
– Антоша, – тихо позвала Марина.
– Уходи, – процедил он сквозь зубы. – И никогда больше не возвращайся. Иначе я тебя просто убью.Ашот свое слово сдержал.
Марина вот уже три дня пропадала на студии, где внимательно следила за записью минусовок к своим песням. До вокала дело пока не доходило, поскольку сыграть все заново на настоящих, профессиональных инструментах, свести воедино кучу звуков было не так уж и просто. Аранжировщики ругались и норовили все сделать по-своему, а она отстаивала свои интересы.
Теперь у нее даже продюсер имелся.
Ашот спихнул ее проект какому-то Петру Крапивину, коего она в глаза ни разу не видела, ограничиваясь звонками. Крапивин своей подопечной занимался вяло, поскольку пока предложить на радио и телевидение было нечего. Марина нервничала, но он лишь снисходительно увещевал в трубку: дескать, ничего страшного, не все сразу…
– Вот запишем пару фонограмм, и дело пойдет, – говорил он. – Устроим выступление в клубе, ротации на радио и телевидении. А пока с чем туда идти? С детским садом, который ты сама записала?
Марина соглашалась, что с детским садом, конечно, идти на телевидение не стоит, но через час снова звонила и ныла.
Крапивин терпел и успокаивал.
От Ленки и Антона не было никаких известий.
Звонить подруге сама Марина боялась.
В тот роковой вечер, приехав домой от Антона, она забралась в кровать, забилась под одеяло и стала себя жалеть.
Получалось у нее это мастерски – сказывалась многолетняя привычка. Ленка из жертвы превратилась в обидчицу, а Антон, который так некрасиво отреагировал на ее дружескую помощь, стал врагом навеки!
«В конце концов, я ведь не сделала ничего плохого, – думала Марина. – Не я заставляла Ленку сниматься в порнухе! А Антону надо быть осторожнее в выборе подружек. По сути, пусть спасибо скажет, что я его уберегла».
Убедить себя в невиновности получалось, но… как-то не очень.
Если днем, занятая на студии, она совершенно не думала ни о Ленке, ни об Антоне, то вечером червячок сомнения все-таки глодал ее душу.
Заедая сомнения сладким, она гадала: стоило ли вмешиваться?