Звезда Запада

– Помоги, черти бы тебя взяли с твоим колдовством! – Отец Целестин силился растащить несколько тяжеленных волков, под чьими телами был погребён германец. Локи пришёл на помощь, и наконец, изрядно покряхтев, они вдвоём извлекли Гуннара наружу.

– Жив, – констатировал Лофт, только взглянув на него. Через всю левую щёку Гуннара тянулись четыре глубокие царапины, оставленные волчьей лапой. Руки всё ещё сжимали топорища, по самый ухват залитые кровью. Монах мигом посмотрел германцу зрачки и, выругавшись, сказал:

– Сукин сын опять своё зелье потребил! Неужто в бою без этой отравы никак?! Возись теперь с ним!

– Отлежится! – махнул рукой Локи. – Давай других искать.

Только когда взошла луна, посеребрив далёкую вершину обережных облаков, Локи и отец Целестин закончили работу. Нашёлся и Синир – помятый, со следами зубов на холке, но живой. Торир и Видгар даже не потеряли сознания, но выбраться сами были не в силах и терпеливо ждали, пока Локи и монах растащат накрывавшие их тела. Сигню тоже осталась жива, но лежала в глубоком обмороке. И её, и Гуннара отнесли подальше в ложбину и там уложили на землю – лошади разбежались, унеся с собой мешки с одеждой и припасами.

– На что ты надеялся, вступая в схватку с ведьмами? – говорил отец Целестин Лофту. – Где нам было их всех победить?

– Никак не думал, что сюда явятся два с половиной десятка Ночных Всадниц! – Локи пытался оттереть о траву вымазанные кровью ладони. – Правда, если бы мы боролись только с волшбой, тогда я бы смог им противостоять. Но когда в дело идут и кулаки, и магия... За всем не уследишь.

– Спасибо Стражам, – буркнул Торир, которому уже рассказали, как Стражи-львы пришли на помощь в самую последнюю минуту. – Кабы не они, не знаю, что и было бы... А так все живы, разве что лошадей да припас потеряли.

– Это дело поправимое, – поморщился Локи. – Утром кони будут здесь, я обещаю.

Отец Целестин тем временем пытался использовать знания, полученные от Лофта. Его беспокоило состояние Сигню, которой, по-видимому, пришёлся сильный удар по голове, и он старательно вычерчивал над ней руны здоровья и силы, бормоча заклинания. То ли монах нервничал, то ли забыл, как надо произносить слова, и, само собой, у него ничего не получалось. Когда он попробовал в четвёртый раз, Локи остановил его:

– Слушай, давай я сделаю? Ты лучше спать иди.

Монах послушно отошёл в сторону, присел, затем лёг и закрыл глаза. Мешал свет волшебного фонарика, сотворённого Лофтом, но стоило лишь на мгновение расслабиться, как сразу пришёл сон. Спокойный, глубокий, без сновидений, которые могли лишь ещё больше растревожить. Сон, прогнавший всех призраков минувшего дня, перемешавший, растворивший и уничтоживший на время своей власти и Ночных Всадниц с волками, и крылатых львов, вернувшихся из мрака тысячелетий. Вплоть до рассвета отец Целестин пребывал в мягкой, тёплой и безопасной тьме.

* * *

Очнулся монах рано-рано утром от ощущения, что за ним кто-то пристально наблюдает. Он чуть шевельнулся, приоткрыл один глаз и перво-наперво заметил, что все, включая вечно бессонного Локи, продолжают мирно спать. Гуннар (вот мерзавец!) одной рукой обнял свернувшуюся калачиком у него под боком Сигню, Торир едва слышно похрапывает рядом с Видгаром, чьи светлые волосы рассыпались по едва покрывшейся росой траве. Шагах в шестидесяти справа чернеют останки волков и ветер шевелит одежды мёртвых ведьм. Нет, ясно, что некто чужой стоит за спиной, возле облака.

Отец Целестин перевернулся на другой бок и, надеясь обмануть неизвестного наблюдателя, притворился всё ещё спящим. Едва приподняв веки, он оглядел примыкающий к туману край лощины. Рука против воли потянулась к кресту на шее, а сам монах, забыв о притворстве, сел, не желая верить в то, что видели его глаза.

Из тумана вышли вовсе не крылатые львы. В каких-то десяти шагах от спящих стояли двое. Двое богов.

Давным-давно на южных берегах Средиземного моря они носили имена Амон-Ра и Анубис. Им возносили молитвы в Фивах и Мемфисе, храмы, им посвящённые, взметали белые стены над берегами зелёного Нила, а их изваяния украшали гробницы властителей Египта, страны, тогда не знавшей христианского Креста и исламского Полумесяца.

Богов окутывало едва заметное золотистое сияние, изливающееся от тел и вышитой золотом белой одежды. Анубис – носитель остроухой головы шакала – стоял чуть позади сокологолового Амона-Ра, что держал в руках литое изображение солнца на длинной цепи. Бог вытянул руку, и в голове отца Целестина появился Голос:

«Возьми. Боги даруют смертному то, что поможет ему пройти опасными путями. Боги знают об этих путях и замыслах, которые ты несёшь в себе».

Монах подошёл к Амону и, протянув руку, принял тяжёлую золотую цепь. Голова сокола опустилась в едва заметном поклоне, и снова пришёл Голос: