— Нет-нет, меня вполне устраивают свежие и некрасивые, — Даша помотала головой. Ну да, эпоха фотографирования еды еще далеко. Это в двадцать первом веке если бы он так ответит, то Даша бы тут же схватилась за мобильник и запостила во все соцсети фотографии «ожидание vs реальность», с геометкой и тэгом «никогда сюда не приходите». А сейчас она преспокойно схватила с фарфорового блюдца кусок белого батона, намазанный неровным слоем масла и негусто посыпанный сверху красными икринками.
— С вас три рубля восемьдесят две копейки, — сказал бармен.
— Хм… — я посмотрел на меню и мысленно попробовал сложить все эти копейки друг с другом.
— Четыре процента за обслуживание, — сказал бармен, как будто прочитав мои мысли.
— Как скажете, милорд, — хохотнул я, прекратив подсчеты, и положил на тарелку для денег синенькую пятирублевку. — И не давайте пока нам сдачи, мы все равно будем заказывать еще.
Царственный кивок головой, и купюра исчезла под стойкой.
— Ну что, Даша, отметим мою удачную подработку? — сказал я и приподнял стакан. Даша тоже приподняла и легонько звякнула краем своего стакана об мой. С бокалами это смотрелось бы эффектнее, конечно, но так тоже неплохо.
Вообще-то, если продолжать изображать неведомого контролера неведомой конторы, стоило бы затребовать весы и уточнить, сколько конкретно по госту должно быть в бутерброде хлеба, масла и икры. Но делать этого мне не хотелось. И без того было понятно, что икры тут вдвое меньше, чем полагается, да и хлеб, скорее всего, не тот. И остатки банок икры благополучно уже проданы с черного хода или покоятся на дне бездонной сумки так удачно сэкономившего ценный продукт повара. Но мне не хотелось скандалить и качать права. А хотелось продолжать мило трепаться с Дашей, иногда нашептывая ей на ухо всякие непристойные глупости, от чего на ее щеках начинал играть трогательный румянец.
Из основного зала ресторана раздались многообещающие звуки. Пока еще не очень мелодичные и слаженные — это музыканты только расчехлили свою аппаратуру и настраивались. Значит скоро заиграют что-нибудь романтичное.
Да и пустовавшие столы тоже начали заполняться. Зал заполнили голоса, женский смех и звон приборов.
Я заказал по второму бокалу и по бутерброду с сыром и докинул в свою «кассу» еще рубль. И как раз в тот момент, когда бармен наполнял наши бокалы, в бар вбежал мужчина.
— Шеф, грушевая есть? — жизнерадостно спросил он. — Официант сказал, что у них закончилась, в баре спросить.
— Имеется в наличии, — величественно проронил бармен. — пятнадцать копеек стакан.
— Отлично, набулькай тогда, — сказал мужчина и облокотился на стойку.
— Что с тобой? — спросила Даша и подергала меня за рукав. Я понял, что прослушал ее последние слова, потому что узнал вошедшего. Это был мой отец. Только отец Жана, а не отец Ивана.
— Добрый вечер, Михаил! — сказал я.
— О… — он повернулся ко мне и прищурился. — А я тебя знаю! Это же ты приходил к нам тогда… Ну, когда рассказал про Закорск.
— Все верно, Михаил Ильич, — я кивнул.
— Ох, как же неудобно тогда получилось, — он смущенно отвел глаза. — Я ведь даже спасибо не сказал. Слушай, а чего вы тут сидите? Пойдемте к нам за стол!
— Может не стоит? — попытался отказаться я. Для вида, на самом деле. Потому что эта встреча была сейчас ну очень кстати. Отец был явно в отличном настроении, а значит можно было урвать минутку, чтобы расспросить его про выпускной, кольцо и его тайную любовь.
— Нет-нет, я настаиваю! — воодушивился он. — Девушка, призываю вас в союзники! Что вы тут наедитесь, бутербродами и конфетками? А у нас отличный ужин, стол ломится! Ну не ломайтесь, в самом деле… эээ…
— Иван, — подсказал я.
— Иван, — отец радостно покивал, будто сам вспомнил имя. — Давайте, слезайте с этих ваших табуреток!
— Ваша грушевая, — сказал бармен и подвинул стакан с желтой мутноватой жидкостью. Отец растерянно похлопал себя по карманам.
— А можно ее в счет седьмого столика включить? — спросил он.
— У нас разные кассы, — покачал головой бармен.
— Посчитайте на меня, — сказал я, сползая с высокого табурета и протягивая руку Даше. — И давайте теперь уже сдачу.
Бармен невозмутимо бросил на блюдечко несколько монет. Я не стал их пересчитывать и просто сгреб себе в карман.
Седьмой столик оказался большим, и сидело за ним, не считая отца, семь человек.
«Похоже, у моего отца имелась какая-то тайная жизнь», — подумал я, оглядывая лица. Щелк. Мысленная база данных выдала мне уже довольно долго пылившуюся там информацию.
Биндюгин Николай, приватизировал дрожжевой завод в первых рядах, долго и изобретательно возил в Новокиневск разноцветный алкоголь в бутылках с кричащими этикетками. Паленый, разумеется. Где-то у него был цех-разливайка, но никто не мог найти свидетельства. А в девяносто шестом его убили, топорно обставив все как самоубийство. Сбросили с балкона гостиницы «Новокиневск» с пулей в голове.
Хмырина Наталья, будущая бордель-маман всея Новокиневска, правда, известная под совсем другим именем — Алиса Звонарева. А сейчас — милейшая красотка, блондинка с томным взглядом и пухлыми губами.