Звезда заводской многотиражки 3

— В Закорск могла поехать к родителям, — буркнула Алла. — Адрес напишу тебе сейчас. Только если ее нет, ты их особо не тревожь. Аня — дурища с ветром в голове, а они у нас старенькие уже, им волноваться нельзя. У отца два инфаркта уже было.

— Ладно, — опять же сговорчиво кивнул я. — А еще? Вы точно не знаете, кто ей позвонил?

— Нет, — Алла помотала головой. — Ей постоянно кто-то названивает, как она вернулась. По межгороду несколько раз звонили. Телефон из коридора в комнату к себе забирала все время и секретничала. И парни еще постоянно. То один, вертлявый такой, пижон в клетчатом пиджаке, то второй… — она взяла свою чашку с чаем и сделала глоток. — Второй не показывался, не надо на меня глазами зыркать вот так. Слышала только, что голос мужской.

— И вы ее совсем не искали? — спросил я. И сразу пожалел, что спросил. Глупый вопрос какой-то от человека, который тоже забил на пропавшую внезапно подругу.

— Ты из меня тут чудовище не лепи, — сказала Алла уже совсем другим тоном. — Я ей и так помогаю, сколько могу. Жить к себе пустила, на работу помогла устроиться. Одеваю-обуваю, будто должна. И ни одного спасибо от Аньки ни разу не услышала. Одно только фырканье и упреки. Она, значит, королевишна, а я — позор семьи. И что-то ей не позорно при этом колбаску каждое утро на хлебушек класть и джинсы американские на попу натягивать. Так что, если найдешь Аньку, передай ей, пусть ищет другое жилье. Надоела она мне, сил нет. И это… знаешь еще что… Ты же все равно поедешь в Закорск, так ведь?

— Думаю, да, — задумчиво сказал я и кивнул. — Завтра выходной, вот и съезжу.

— Тогда я родителям посылочку собру, раз такая оказия! — Алла вскочила, торопливо утопала из кухни и принялась чем-то шуршать.

Я вышел из подъезда, поднял воротник и направился к остановке. По дороге оглянулся и нашел в бесконечном множестве светящихся окон бывшее свое. Желтые шторы подсвечены только с одного угла — у маленького меня над тахтой светилось маленькое бра. Окна кухни и второй комнаты были темными. Значит маленький я лежу, закутавшись в одеяло, и читаю книжку. А когда придут родители, скорее всего буду спать, уткнувшись в страницы. Мама на цыпочках подойдет к кровати, вытащить открытый томик у меня из-под щеки, закроет и положит на стол. А утром я буду возмущаться, что она опять забыла положить закладку, и теперь придется долго искать то место, где я остановился.

Я улыбнулся и пошел дальше. На пустыре вокруг ветер гонял крохотные снежные смерчики. Кроме меня прохожих не было. Только снежные «чертики», медовый свет фонарей и тьма. Там впереди, за Закорским трактом, еще не было других домов. Только овраги, куда мы по ранней весне лазали за пушистенькими ветками вербы, и стена леса вдалеке. Сейчас ничего этого не было видно. Только непроглядная тьма за дорогой. Через лет двадцать там вырастут настоящие бетонные джунгли, торговые центры из стекла и бетона, а сейчас…

Мне стало тоскливо. Наверное, я могу собой гордиться. Вмешался в ход истории, спас от смерти любимую, хоть и непутевую бабушку. И она теперь снова Наталья Ивановна. Жан выздоровеет, поедет к ней. И потом она снова будет его покрывать, когда ему вдруг вздумается прогулять школу. Он будет помогать ей возить тяжелые тачки с грязной посудой, играть с пациентами в шахматы и подслушивать разговоры в закутке между вторым и третьим этажом, где больные тайно себе устроили курилку, а врачи старательно делали вид, что не знали.

Все хорошо, ведь так?

Вот только… где теперь Елизавета Андреевна? Еще она непутевая неприкаянная душа, которую застрелили в девяносто восьмом на крыльце больницы шинников? Исчезла в небытие в тот момент, когда я вложил ей в руки перстенек с изумрудом?

Ветер швырнул снежную пыль мне в лицо. Я наклонил голову и зашагал быстрее.

Черт, ну почему этот пустырь всегда кажется таким бесконечным?!

Как будто уже целую вечность бреду тут один, сражаясь с ветром и бураном.

Один…

Что бы там ни произошло с Елизаветой, но здесь ее больше нет. Нет больше человека, которому я могу честно рассказать, кто я такой на самом деле. Для остальных я Иван Мельников. Даже для Веника, который зовет меня Жаном. Даже для Феликса и Ирины, которые слышали, что я там бормотал под гипнозом. Даже если я там и проболтался о чем-то, то они явно отнесли это к каким-то болезненным фантазиям ударенного мозга Ивана. Потому что правда… она… ну, в нее довольно сложно поверить.

Но ведь получается, что если случится что-то… эдакое… Кто-то сунет Ивану Мельникову в руки какой-то особенный предмет или скажет какие-то особенные слова, его разум тут же проснется и выкинет наглого квартиранта, в смысле меня, из своей головы. Так?

И что тогда со мной будет? Куда я денусь? Перемещусь в еще какое-нибудь тело или растворюсь в небытие? Рассыплюсь в пыль, как эти вот снежные вихри, которыми ветер играет, как хочет…

На тракте показались фары автобуса. Я припустил бегом, чтобы успеть. Иначе рискую окочуриться тут, пока буду следующий ждать. По выходным да еще и вечером автобусы не так уж и часто ходят. Как хотелось бы…