Звездные ночи

Ходжа Абдулла, что и говорить, казн Андижана и духовный наставник многих уважаемых людей, кто же этого не знает? И стражник постарше с первого взгляда узнал Ходжу Абдуллу. Но колебался, потому что знал и о том, что казн недавно был на стороне Бабура.

— Это фирман самого мирзы Джахангира? — хрипатый покрепче стиснул копье.

— Прочитай, если сомневаетесь!

— Нам приказали крепко стеречь этого ублюдка, крепко-накрепко, пир!

— Это у вас называется крепко стеречь? Где сотник? Где десятник? Почему вас только двое? А если… если сторонники преступника нападут в большом числе? Нет, надо его побыстрее отвести в арк! Открывайте дверь!

Молодой стражник посмотрел на старшего: «Не видишь, что ли? Этот казн тоже перешел на сторону Джахангира- мирзы». Тот все еще колебался:

— Что мы скажем потом десятнику?

— Вы оба пойдете с нами! — сказал Ходжа Абдулла. — Все вместе будем стеречь, а то двоих мало!

Хрипатого такое соображение, видно, убедило. Он прислонил копье к стене и отомкнул дверь. Но не успел сделать и шага внутрь, как один из спутников Ходжи Абдуллы резко ударил его палицей по шлему, втолкнул в камеру и свалил себе под ноги. Второго тоже сбили с ног и мгновенно натянули узкий мешок на голову.

Ходжа Абдулла внятно прошептал своим спутникам.

— Не убивайте! Кровь да не ляжет на нас.

— А они нас потом выдадут.

Парень тщетно пытался освободить голову из черного мешка, умолял глухо и жалобно:

— Пир, пощадите! Мой пир! Я никогда не причиню вам зла! Не убивайте меня!

— Молчи, не то плохо будет, — крикнул воин, и Фазлиддин узнал голос своего племянника.

— Остановись! — приказал Тахиру Ходжа Абдулла. — Связывайте ему руки и ноги, с него хватит, а тот — без сознания.

— Я посмотрю!

Мулла Фазлиддин бросился к Тахиру и Ходже Абдулле:

— Учитель!.. Племянник! Тахирджан!.. Избавители мои!..

Так и не развязав рук, только крепко и нежно поддерживая зодчего, Ходжа Абдулла вывел узника во двор. При свете настенной лампы кинжалом разрезал веревки за спиной Фазлиддина.

Тахир и его товарищи затащили в камеру и второго стражника, замкнули дверь снаружи.

— Племянник мой, откуда бог ниспослал тебя?

— Из Самарканда прибыл, гонцом.

— Мирза Бабур здоров?

— Да, поправился. Спешит сюда на помощь!

— А он знает, что Андижан пал?

— Еще нет, вот в чем беда!..

Ходжа Абдулла прошептал:

— Тихо! Тише, прошу вас.

Тахир посадил дядю на своего коня, и все они медленно, с осторожностью двинулись по городу. К счастью, их никто не встретил. Победители были заняты грабежом во дворах.

Вчетвером на трех лошадях всадники подъехали к крепостной стене. И здесь было пустынно.

— Вот где удобнее всего перебраться. — Ходжа Абдулла так и не повысил голоса ни разу.

Все слезли с коней. Товарищ Тахира вытащил из переметной сумы большой круг — свернутую веревку. Тахир же кинул веревочную лестницу, и вчетвером они поднялись на стену. Ходжа Абдулла стал близко к мулле Фазлиддину («Через ворота опасно». — «Понимаю, пир, и благодарю вас, учитель!»), достал что-то из-за пазухи и сунул ему в руку. Это был кожаный кошелек, полный золота.

— От высокородной ханум, матери повелителя.

— О, она тоже знает, как со мной обошлись?

— Ханум в слезах умоляла меня спасти вас. Танбал, вы знаете, хочет опозорить Ханзору-бегим. Но пока мы живы, не дадим упасть на семью мирзы Бабура ни одному пятну. Так?

— Так, только так! — мулла Фазлиддин, засовывая кошелек во внутренний карман, сказал решительно: — Я еду прямо к мирзе Бабуру!

— Мавляна, — голос Ходжи Абдуллы еще тише. — Мы с высокородной бегим хотели бы дать вам другой совет, — и перешел на арабский, которому когда-то обучал и Фазлиддина, именно поэтому тот называл его учителем. — Мавляна! В Самарканд отправится Тахир-бек. Он гонец. Может быть, мирза Бабур покинул Самарканд и вышел в путь. Гонец его встретит. А у вас, мавляна, редкий талант, вы должны беречь его. Ужас и смута в Мавераннахре еще не скоро кончатся… Вы когда-то высказали желание отправиться в Герат. Пришла пора осуществить это желание.

Фазлиддин уже был в Герате и живо представил себе длинную-длинную дорогу туда. Она пролегала через беспокойные местности, и преодолеть ее — дело месяцев. Сердце зодчего наполнилось тоской: все бросить, во имя чего? Боль в раненой руке, вроде бы забытая, вернулась. Фазлиддин погладил правое запястье.

— Как же я… брошу родину, учитель?

— Сейчас Хорасан, где живет Алишер Навои, — вот ваша родина, мавляна.

— Конечно… Но родина… И может быть, я уже не смогу вернуться, а в доме остались мои книги, чертежи. Тахир!

— Я вернусь в дом и все надежно спрячу, будьте спокойны, дядя мулла!

Тоска терзала Фазлиддина — тоска по Ханзоде, которую, он чувствовал, никогда уже ему не увидеть. Да, он понимал, что одной из причин решения Ходжи Абдуллы и Кутлуг Нигор-ханум отправить его в Герат были, конечно, нежные и сложные, доставляющие радость и страдания отношения между зодчим и Ханзодой-бегим.

Фазлиддин долго молчал. Наконец обратился к Ходже Абдулле: