Звездные ночи

Правду сказать, не по жене больше всего соскучился Бабур, хотя когда-то и писал, что хочет припасть к ее коленям. Мечтательные сны юности улетучились. И все же он не мог да и не хотел показаться невнимательным к Айше. И приблизился к своей семнадцатилетней жене-тростинке, подставил правое плечо под ее ладошку, сказал:

— Добро пожаловать, бегим!

Айша подняла к мужнину плечу худенькую руку, согнутую в остром, некрасиво-костлявом локте:

— Мой шах, поздравляю вас с победой!

Вон как возвеличила, обратилась к нему «мой шах».

— А вас поздравляю с возвращением в родной город, бегим.

— Благодарна… — Айша-бегим потупилась.

— Ох, и намучилась Айша-бегим в пути, бедная, — сказала Ханзода. — Ей-то особенно тяжело теперь путешествовать.

Вон что! Жена и похудела, и как-то разом потолстела. Живот распирал платье. На исхудавшем лице появились желтоватые пятна. Значит, Бабур будет отцом? Плоду — примерно шесть месяцев.

Жена и раньше не выносила езды ни на лошади, ни в крытой повозке: кружилась голова. Бабур представил себе тяготы предпринятого путешествия, особенно для нее, беременной. И впрямь — бедная Айша!

— Теперь вы избавились от всех тягот, — сказал он. — Для вас приготовлены удобные комнаты. Что вам нужно будет еще, приказывайте, все мы, в Бустан-сарае, к вашим услугам!

Ханзода-бегим улыбнулась открыто, счастливо:

— Благодарны… благодарны… Свиделись с вами, и радость наша вознеслась до небес.

— Ваш преданный брат тоже весьма сильно стосковался по беседам с вами, бегим… А пока вы все устраиваетесь, мы велим расстелить дастархан… там, на небесах, на самом верху. — Бабур показал пальцем на потолок и засмеялся заливисто, как в детстве. И все засмеялись вслед за ним. Даже Айша.

Боже, какой радостный — этот день! Вслушиваясь в себя, в полногласный стук сердца, Бабур подумал, что это играет в нем, тонко и приятно, точно свирель, новое ему, отцовское, чувство. И Айша-бегим с желто-коричневыми пятнами на лице показалась Бабуру дорогой и родной.

Ночью, когда они, погасив лампу, легли в постель, Айша прикрыла груди пуховым одеялом, вытянулась и долго смотрела вверх — неподвижная и, видно, совсем усталая. Вдруг она сказала:

— Я горжусь вами, мой повелитель.

Бабур даже вздрогнул от неожиданного совпадения того, о чем думала жена, с тем, что вспомнилось ему. Некогда он сказал ей: «Встретимся в Самарканде» — и сдержал свое слово. Жена гордилась им.

И еще ей хотелось сказать, что приятно и гордо стать вскоре матерью его ребенка. Бабур понял это, потому и спросил:

— Когда ждать… когда будем ликовать, бегим?

— Остается меньше трех месяцев… Чем ближе, тем страшнее становится.

— Ну, какие страхи, милая… Только что говорила «горжусь».

— Говорила… Если бог даст нам сына, назовем его Фахриддин[76], ладно?

— Имя отца — Захириддин, и Айша-бегим, умница, предлагает имя сыну, созвучное с отцовским.

— Хорошее имя — Фахриддин. Правда. А если дочь, то Фахринисо, ладно, бегим?

Айша-бегим хотела родить сына, стать матерью наследника трона. Бабуру ответила так:

— Согласна… но я прошу у бога сына.

— Да сбудется!

Фахриддин… Фахринисо… Красивые имена. Да ниспошлет всевышний счастливую судьбу тому, кто будет носить то или другое имя.

2

Беда не приходит одна, но и радость — тоже.

Удачи следовали одна за другой. После того как был отвоеван Самарканд, Ургут на востоке, Согд и Дабусия на западе вышли из подчинения Шейбани-хана, признали власть Бабура. Шейбани все готовился к будущим битвам, а осаду Самарканда снял. Отступил с главным войском. Тревожил быстрыми набегами небольших отрядов.

Сегодня поступили добрые вести из Карши и Гузара — воины Бабура прогнали правителей, поставленных Шейбани-ханом в этих городах, новые власти прислали подарки Бабуру, а еще в его распоряжение были отправлены сотни новых воинов. Беков, которые привели с собой этих новых нукеров, Бабур, в свою очередь, щедро одарил одеждой, жалованьем, богатым жильем…

Не успел продолжить Бабур вчерашнее письмо Мир Алишеру и сегодня: на широкой мраморной лестнице, ведущей в зал с книгами, его перехватила сестра.

— Мой амирзода, правда ли, что вы получили послание из Герата?

Бабур остановился:

— Правда, от великого Мир Алишера.

Ханзода-бегим выразила свою радость по этому поводу, но точно бы ждала от братишки какой-то важной для себя вести, сама была нерадостной, и взгляд ее чего-то требовал от брата. Бабур не знал еще, какая, но почувствовал, что у сестры — боль на душе. Миг он колебался, потом решительно предложил:

— Пойдемте наверх… я покажу вам гератское письмо.

Когда Ханзода-бегим, читая письмо Алишера Навои, дошла до места, где упоминалось имя зодчего из Андижана, глаза ее вдруг увлажнились.

— Почему вы прослезились, бегим? А я так хотел обрадовать мою сестренку…

— Эти слезы… от радости… Я радуюсь, что слава о моем брате распространяется все шире.

— Я тоже хотел бы порадоваться за свою дорогую сестру!

— Что ж поделать, — сестра невезучая…

— Но брат сестры — всемогущий и удачливый, — Бабур все поворачивал и поворачивал разговор на шутливый лад, — неужто он не может помочь?