Звездный десант

Слушайте, мы даже не пили. Ну да, Котенок Смит взял одну — повторяю, одну — кружку пива к обеду, но был такой же дружелюбный и приветливый, как всегда. Он поэтому и заработал такое прозвище. Когда у нас случились первые тренировки по рукопашной, капрал Джонс с отвращением сказал про него: «Котенок лапкой и то сильней ударил бы!». Имя прилипло.

В портовом баре-ресторане в униформу одеты были мы одни; большинство посетителей — торговые моряки: через Сиэтл тоннами идет груз. Я в то время не знал, что торговый флот нас не любит. Частично из-за того, что их гильдия уже давно и безуспешно пытается быть приравненной к федеральной службе, но частично, как я понимаю, вражда уходит корнями глубоко в историю.

Там были какие-то молодые ребята примерно нашего возраста — самого призывного, только служить они не захотели. Длинноволосые, грязные какие-то, неуклюжие. Ну, словом, я выглядел точно так же, пока в армию не пошел.

Сначала мы заметили, что за соседним столиком два этих юных хама и еще два торговых моряка принялись обмениваться репликами. Фразочки предназначались нам. Повторять их я не стану.

Мы ничего не сказали. Потом, когда ребята перешли на личности, смех стал громче, а все остальные в баре затихли и стали прислушиваться, Котенок шепнул мне:

— Пошли отсюда.

Я поймал взгляд Пэта Лейви; Пэт кивнул. Платить не надо было, в этом заведении деньги брали вперед. Мы поднялись и пошли.

Парни двинулись следом.

Пэт шепнул мне:

— Внимание…

Мы так и шли, не оглядывались.

Парни нагнали нас.

Тот, что бросился на меня, получил ребром ладони по шее и пролетел мимо. Я бросился ребятам на помощь, но там все уже закончилось. Котенок отметелил двоих, а Пэт намотал своего на фонарный столб, не рассчитав броска.

Кто-то, полагаю, хозяин бара, должно быть, вызвал полицию, как только мы встали из-за стола, потому что примчалась она сразу же, пока мы все еще стояли и думали, а что нам теперь делать с этим мясом. Двое полицейских вроде как по соседству прогуливались.

Старший из них захотел, чтобы мы выдвинули обвинения, но мы отнекивались. Зим же предупредил, чтобы мы не нарывались.

Котенок с безмятежным видом (выглядел он лет на пятнадцать) заявил:

— Они, я думаю, споткнулись.

— Да уж понятно, — согласился полицейский, носком сапога выбил нож из руки моего противника, подобрал, воткнул в щель между плитами поребрика и сломал лезвие. — Шли бы вы, ребятки, лучше в другой район.

Мы и пошли. Я был рад, что ни Пэт, ни Котенок не захотели поднимать шум. Серьезное это обвинение — нападение гражданских лиц на военнослужащих. Но какого черта? Баланс подведен. Сами полезли, сами получили. Все честно.

Хорошо, что в увольнение мы всегда ходим безоружные. И хорошо, что нас научили отключать противника, не убивая. Потому что все, что мы проделали, шло на голых рефлексах. Я не верил, что парни на нас кинутся, пока не началась драка, а потом, пока все не закончилось, у меня в голове не было ни одной мысли.

Вот так я в первый раз понял, насколько переменился.

Мы вернулись на вокзал и сели в автобус на Ванкувер.

Вскоре у нас начались учебные выброски; взвод за раз в порядке очередности (численность наша равнялась полностью укомплектованному взводу, хотя назывались мы по-прежнему ротой) перебрасывался на летное поле к северу от Валла Валла, грузился на борт, выходил в космос, производил бросок, проделывал упражнение, собирался у маяка для возвращения. Всех дел — на один день. Восемь взводов, так что получалось меньше чем одна выброска в неделю, но потом стало и по несколько раз в неделю, по мере того как редели наши ряды. Задачи ставились все сложнее, мы прыгали в горы, арктические льды, австралийские пустыни и один раз, перед самым выпуском, на поверхность луны, где капсула пролетает сотню футов и взрывается. Там приходится быть начеку и приземляться только на двигателях скафандра (нет воздуха, нет и парашюта). Неправильная посадка забирает у тебя весь воздух и убивает тебя.

Ряды редели из-за потерь, смертей или ранений, а иногда причиной был отказ войти в капсулу. Некоторые парни просто не могли туда залезть, что есть — то есть, на них никто не орал, просто отводили их в сторонку и тем же вечером отправляли домой. Запаниковать и отказаться мог даже тот, кто уже несколько раз ходил в десант; инструктора обращались с таким мягко, словно с захворавшим другом.

Лично я никогда не отказывался — зато все узнал про дрожь. Меня всегда трясет, каждый раз я по-глупому пугаюсь. До сих пор.

Но если ты не прыгал, ты — не солдат.

Рассказывают такую байку, врут, наверное, про десантника, который поехал посмотреть Париж. Посетил Дом Инвалидов, осмотрел гроб Наполеона и спросил часового француза: «Это кто?». Француз оскорбился до глубины души. «Мсье не знает? Это же могила Наполеона! Наполеон Бонапарт — величайший воин всех времен и народов!» Десантник поразмыслил, а потом спрашивает: «Да ну? А где он выбрасывался?»

Почти наверняка все это вранье, потому что снаружи там висит большая табличка, на которой написано, кто такой Наполеон. Но десантник именно так и должен думать.