Звездный дождь-2

- А сколько уже прошло? Десять? Пятнадцать? И что ты сделаешь? Воскресишь убитых? Освободишь пленных? Нет, Михель. Моей помощи у тебя не будет.

Конечно, Михель - вернее, Верховный Провозвестник Михел - мог вытянуть из бывшего товарища дар и без его согласия, он же Направляющий. Просто это долго, больно и неудобно. Конечно, он предпочитает по доброй воле. Тратит время на уговоры, убеждает, обещает. Пытается соблазнить какими-то немыслимыми благами, обещает даже снять блокирующие магию браслеты. Делает вид, что советуется...

И этот раз, и следующие. Иногда он позволяет бывшему товарищу пожить мнимо-свободно несколько дней, раз - даже несколько месяцев.

Но все заканчивается одинаково - скамья, наручники и боль.

А потом снова ледяной сон.

Михель - все старше.

Все меньше он шутит, все реже улыбается...Все чаще жалуется на излишне честолюбивых подчиненных и неблагодарность паствы. Жалуется, забыв, что ему не могут ответить - речь у Арката отобрали еще десять пробуждений назад. Чтобы не проболтался, что Провозвестник - маг. Презренный "порченый".

- Разве я этого хотел? - восклицает он. - Люди испорченные создания...

А вот Михел совсем старый. И ничего не говорит, не жалуется, только смотрит и кусает губы под белоснежными усами. Пытается угостить чаем.

- А ты все такой же. Ни на год старше. Как тогда... какими мы счастливыми были тогда, сами того не зная. Каким я был... ладно, что об этом. Аркат... Я бы вернул тебе язык... да не могу. Тот маг, он... словом, он умер. Но может, это все скоро кончится.

Но ничего не кончилось.

Над головой снова кружат тени.

- Так это и есть Михелова игрушка? Будите. Мне давно обещали нового личного мага. Михелу уже не понадобится.

14. Сплошные разговоры.

И потом... потом...

То, что было потом, Аркат помнить не хотел. Он был знаком с физической болью - не в стеклянном кубе жил, и травмы случались, и тренировки подчас бывали болезненными... и в конце концов, кого из мальчишек не наказывали за детские проделки? И Михель, ставший Михелом, пробовал на строптивом товарище не только уговоры. Только...

Больно.

Очень.

Ма... мама... я не могу...

У него больше нет сил, он не способен отсечь боль и закрыться не может, и передышки, что дает техника "кокон", все короче. И уйти ему не дадут, никуда, даже в изначальное...

Вдох-выдох. Больно, опять...

Сознание сжимается, оставляя звериное желание спрятаться, уползти... исчезнуть. Он даже благодарен Михелу - без языка нельзя попросить пощады у самозваного хозяина... жалкий щенячий скулеж - все, на что он способен...

Еще несколько вечностей - недель? месяцев? - спустя он проклинает Михела за это. За то, что не может даже взмолиться о пощаде.

Не надо, ну пожалуйста... не могу больше... люди вы или нет? Не надо...

И снова попытки "закрыться" - уже безнадежные. У него больше нет ни сил, ни сосредоточенности, тело сжимается в комок, даже когда на него просто смотрят. У него не получится...

Потом Мустафир приходит еще раз. И... и все.

Когда остаточная магия "теплички" привела его сознание в порядок и он осознал, что произошло и в кого его превратили, то потратил немало времени, чтобы... нет, не забыть, забывать нельзя, подневольных магов, виноватых только в том, что родились не в тот день, еще много. Не забыть, а хоть приглушить невыносимую память о тех днях в жарко натопленных комнатах Мустафира, о безумной боли и безысходности, о постепенной утрате своей личности - день за днем, раз за разом... пока его не стало...

Знание о методиках коррекции и контроля эмоций вернулось вместе с памятью, и он смог наложить на ранящие вопоминания "паутинный шар", а потом еще и окружил "вьюжкой", снизив интенсивность собственных переживаний до переносимых. Но совсем отгораживать не стал, опасно.

Оказалось, напрасно.

Сегодня он сорвался, услышав всего два слова. Мустафир когда-то повторял их с особым удовольствием, отсекая еще одну лазейку, еще одну попытку сопротивления. Не дури... не дури, тебе все равно никуда не деться... не дури, мажонок, порченое Злишем отродье, ты - никто, и то, что спятивший на старости лет Михел с тобой почему-то возился, ничего не значит. Ты никто, ты ниже домашней зверушки, ниже раба из презренных, так что не дури... хотя если ты настолько глуп, дури... я что-то давно не развлекался...

Сорвался. Бестолочь.

Едва не убил... второй раз ты едва их едва не убил!

- Ужас какой... - вдруг выдохнула Латка.

Тихое восклицание словно разрушило общую неподвижность. Лучи разом задвигались, высказывая свои впечатления. Всхлипнули (опять же Латка), зло фыркнули (Марита), потянулись таки за мешком с травами (Клод), потому что вид у Арката был - краше в смертные пелены кутают. Остальная часть слушателей, маги и немаги, со вкусом выругалась, поминая Злиша и всю его свиту в сочетании с Орденом, Мустафиром, лично господином Провозвестником и даже с пустынными вонючками, хотя последние как раз были совершенно ни при чем...