Дождь, захлёбываясь, крошитсяголышами хлеба,тучи, пегие, как лошади,вытоптали небо.Сверху (гром-гремя) по улицамбьют битюжьи ноги.Осень просится отмучитьсяна моём пороге.В неба холст, досиня выстиранный(сердце, имя, тело)…слиток капель, ветром высверленный,бился до предела.Но ни жалобы, ни жалостив листьях ржаво-разных.Жизнь и смерть им – краски, кажется,ярки и бессвязны,в масть, как карты, мечут… Спрашиватьв хаосе ответа:исчезать – и вправду страшно вамна исходе лета?Прояснилось… Солнце выглянуловновь, без укоризны,в небо лёгонькое, вылинялое,в серый круг отчизны.
Апрель
I
Апрель, и апельсин, и ломкий стук капелитак делятся легко на солнечные щели.А в лужицах (с эмалью льда) – бензин,и солнце бьёт полого по панели.Луч пилит синеву, как жук-пропеллер,но в ветках первая мелькнула акварель.Над лужицей испуганно кружится,из сна ли выпав, со снегу, синица.Конец зиме, мой ветреный апрель.
II
Мой апрель-менестрель,ледяной, продувной одуванчик.Как в сифоне, капелькомарино звенит, то ли плачет.За снега, за веказатаясь, что тебе то и дело,всем кивая: «Пока!» —улыбаться упрямо, несмело.Прозвенела струя:«Я другой, я не знаю, векамитолько камни стоят,оттого что из вечности – камни.Мне так больно от холодаи от слепящего света,ручеёк я и облако,сам я из талого снега».…Уходя налегке,пробежит, не прощаясь, нечаяннотрель-капель по щеке,дребезг ливня и трепет дыханья.Где гостишь, с кем летишь,мой апрель, колокольчик и мальчик?Смехом сыплешься ль с крышиль горстями (безгорестно!) плача.
Баллада о елях и детстве
I
Мельчат огоньками мили,и мысли горят воочью,мчусь в жёлтом автомобиле(он снят с антресолей) ночью.А память 'aховой пыльюна крыльях автомобиляпорхает за тормозами,где лак слезает – слезами.Из-под колёс под колёсаогни неверные лезут,вдруг что-то сверкнуло косо,тень дерева перерезав.Не ельничья[1] ли аллея,летящая в сон из детства —туда, где некуда деться?Олень ли то в отдаленье?«Что?.. Вам в аллею из елей?В ту, видную еле-еле?..Поверив искомой цели,скорей берите левее».