Звездочка

Снег тонким слоем покрывал улицы, и девочка дрожала от холода в своей плюшевой кофте. Тереза представила, будто она — черная дыра и Терез неумолимо притягивается к ней.

Она пришла на нужную улицу, и нужный подъезд притянулся к ней. Лишь стоя в лифте и нажав кнопку последнего этажа, Тереза поняла, что пора прекращать игру. Она тут же занервничала и вспотела бы, если б не была такой продрогшей.

«Взлети, взлети, черт побери, черт побери…» Лифт поднял ее наверх.

На табличке у двери значилось «Сёдерстрём», как и предупреждала ее Терез. Тереза нажала кнопку звонка и постаралась придать лицу какое-нибудь нормальное выражение, но у нее ничего не вышло, и она плюнула на это.

Она не знала, чего ожидать. Терез написала, что живет с Джерри, не объяснив, кем этот самый Джерри ей приходится. Открывший дверь мужчина сильно смахивал на пьянчужек, которые сидят на скамейке в парке, правда его рубашка в клеточку выглядела совсем новой.

— Здравствуйте, Терез тут живет? — спросила Тереза.

Мужчина оглядел ее, взглянул на лестничную площадку за ее спиной, затем шагнул в сторону и сказал:

— Проходи. И как тебе не холодно?

— У меня есть куртка.

— Понятно, наверное, невидимая. Она там, — махнул он рукой, указывая вглубь квартиры.

Тереза разулась и пошла по коридору, крепко сжимая ремень спортивной сумки. Риск, что ее обманули, вполне вероятен. Вдруг не девочка, а этот мужик писал ей письма. Вдруг сейчас произойдет что-то ужасное. Подобные истории всегда на слуху. Когда она вошла в пустую гостиную, сердце забилось еще сильней. Тереза прислушалась, ожидая, что сейчас раздастся звук захлопывающейся на замок двери. Но в квартире было тихо. Еще одна дверь вела из гостиной в другую комнату. Там на кровати сидела Терез со сложенными на коленях руками.

Тереза вздохнула с облегчением, распрощавшись со всеми неприятными впечатлениями этого дня: холод, толпы людей, страх потеряться, сделать что-то не то, оказаться жертвой мужчины в клетчатой рубашке. Все прошло. Она нашла свое сокровище, нашла Терез. Ее совсем не удивило, что подружка не встает и не идет к ней навстречу. Тереза сама вошла к ней в комнату, опустила сумку с плеча, оставив ее на пороге, и произнесла:

— Ну вот и я.

— Хорошо, садись сюда, — ответила Терез, положив ладонь на кровать рядом с собой.

Тереза присела к ней на постель. Перед встречей она перебрала разнообразные приветственные фразы и пыталась придумать, с чего начать разговор, но к подобному сценарию она оказалась не готова. Она не представляла, что они просто будут сидеть на кровати и молчать.

Через несколько минут Тереза согрелась и начала расслабляться. После шумной и нервной поездки было очень даже кстати просто посидеть, не двигаясь и ни о чем не думая. Девочка отметила про себя, что комната подружки выглядит почти по-спартански. Никаких плакатов с любимыми музыкантами или актерами на стенах, никаких девчачьих штучек, аккуратно или не очень аккуратно разложенных то там, то тут. Только книжная полка с детскими книжками, проигрыватель компакт-дисков и специальная подставка для дисков. Ее собственная сумка, брошенная у двери, смотрелась вторгшимся противником.

— Я написала стихотворение, — произнесла Тереза. — В поезде. Хочешь прочитать?

— Да.

Тереза достала блокнот, перечитала стихотворение, а затем вырвала листок и отдала его Терез со словами:

— Держи. Оно вроде как тебе.

Терез долго держала листок перед собой. Когда Тереза покосилась на нее, то увидела, что подружка пробегает взглядом по строкам, а потом начинает читать сначала. И так раз за разом. Наконец Тереза не выдержала и спросила:

— Тебе нравится?

— Оно о том, что люди — волки. И птицы. Это хорошо, — ответила Терез, опустив листок и не глядя на гостью. — Но тут плохие слова. Разве можно писать плохие слова в стихах?

— Да, можно, если они хорошо подходят. Терез снова прочла стихотворение.

— Они очень хорошо подходят, — заключила она. — Будто ты злишься. Что ты — не волк. И не птица. Это лучшее стихотворение из всех, что я читала, — добавила она, первый раз посмотрев Терезе в глаза.

Тереза покраснела. Почти невыносимо встретить взгляд человека, который только что произнес такие слова, поэтому мышцы шеи пытались заставить девочку отвернуться, но глаза не могли оторваться от этих огромных голубых глаз, и голова осталась недвижимой. Во взгляде Терез не было ни доли иронии, или ожидания, или другого чувства, призванного заставить Терезу отреагировать. Во взгляде только читалось: «Ты написала лучшее стихотворение из всех, что я читала. Это ты. Я смотрю на тебя». Поэтому у Терезы получилось не отводить глаза, и уже спустя мгновение ее больше ничего не смущало.

Указав на блокнот, Терез спросила:

— Ты еще что-нибудь написала?

— Не-а, только одно.

— А еще написать можешь?

— Ну, наверное.

— Я хочу прочитать, когда ты напишешь.

Тереза кивнула. Ей больше не хотелось тут сидеть. Ей захотелось домой, к себе в комнату, и сочинять. Исписать весь блокнот стихами. А потом вернуться сюда и смотреть, как Терез их читает. Вот что ей нужно. Вот как она хочет, чтобы все было.

В дверях нарисовался Джерри: