Доник сразу прошел на то место, где погиб космический корабль — он думал, что какой-то след остался — примятая или выгоревшая трава. Нет, ничего такого не было. Через поляну по траве шел ежик, спокойно шел, не таясь. Еще год назад Доник обязательно бы поймал ежика, притащил домой. А сейчас он только сказал ему:
— Шел бы куда подальше, попадешься малышам, замучают.
Он взял ежика, который, вместо того чтобы свернуться, спокойно лежал теплым животом на ладони и смотрел на Доника, и отнес его к густым кустам. Там отпустил. И подумал: какой красивый ежик! Вот вроде глупое существо — колючки растут из спины, ноги короткие, а все равно красивый.
И тут Доник понял, что он не найдет на месте приземления никаких следов. Ведь взрыв был не обычный, а имплозивный.
Когда он вернулся домой, бабушка накрыла на стол, мать, которая пришла с работы чуть раньше обычного, уже вымылась и рассказывала бабушке, до чего докатился Ваганов из месткома. Доник пошел было мыть руки, но тут вошла Катька и сказала ему:
— Издеваешься, да?
— А что?
Катька держала в руке три совершенно одинаковые черные фирменные ручки с золотой надписью по-немецки.
— Зачем подсовываешь?
— Для чего мне подсовывать?
— А я говорю — ты нарочно, чтобы меня волновать!
— Ничего я тебе не подсовывал. Я вижу, что ты на столе забыла, вот и отдал. Зачем мне твои ручки?
— А зачем мне три? Может, их вообще миллион? Я у Багировой взяла, потому что она так и сказала: будет одна, одна на всю Москву, понял? На что мне три?
— Так отдай мне.
— Еще чего не хватало!
Катька тут же спрятала все три ручки в сумку, а Доник подумал, что надо будет расследовать загадку трех черных ручек. Но в тот вечер разгадать ее он не смог, надо было садиться за Моранди — но некуда спрятаться, потому что к Катьке пришли сразу две девицы: Варфоломеева — дура почище Катьки и незнакомая спекулянтка шмотками. Причем денег у этих куриц нет, и они все время чем-то меняются и базарят. На кухню тоже не пойдешь — там Салима устроила очередную стирку, а в большой комнате телевизор на полную громкость. Но лучше при телевизоре, чем в щебетанье интеллектуалок из швейного техникума.
Доник уселся с книгой в угол, но с трудом понимал, что пишет Моранди.
Вдруг бабушка сказала:
— Вера, спасибо, что ты мне шерсть принесла.
— Ага, — сказала мать, которая уже впилась в телевизор.
Потом минут через десять, когда случилась какая-то пауза в действии, мать спросила:
— Какую шерсть?
Донику было забавно слушать, с какими перерывами идет разговор между мамой и бабушкой, но они этого не замечают.
— Синюю, — сказала бабушка еще минут через пять, кончив считать петли.
— А я не покупала, — сказала мать.
— Три мотка, — сказала бабушка. — Я же еще вчера просила тебя купить.
— Ага, — сказала мать, — я не покупала. Нет синей шерсти.
— А эти мотки — Доник, что ли, принес?
— Ах, оставь, — сказала мать, — ты мне смотреть мешаешь.
И тут Доник увидел ежика. Того самого, из сквера. Он не спеша топал через комнату, направляясь к Донику, а следом за ним, медленно переставляя лапы, как зачарованный, двигался Барбос, который, видно, расценил появление ежика в комнате как личный подарок судьбы.
— Барбос! — крикнул Доник. — Фу!
Кот не обратил никакого внимания на его слова, но мать услышала и оторвалась от экрана — проследила направление взгляда Доника и, еще не поняв, что в комнате бродят ежи, завизжала на всю улицу.
Ежик остановился. Барбос отпрыгнул в сторону, потому что решил, что в квартиру ворвалась пантера, бабушка выронила вязанье, подруги вбежали из соседней комнаты, Салима распахнула двери и закричала с порога:
— Какой право имеешь меня нервы дергать?
Испугавшись за ежика, Доник схватил его на руки. Ежик был тот, из сквера, — он не умел сворачиваться в шар.
Девушки окружили Доника, хотели приласкать ежика, им было смешно, что он поднялся на второй этаж и пришел в гости. Мать чувствовала себя неловко, что так закричала, и потому стала ругать Доника за то, что тот без спросу принес домой ежа. Бабушка поддержала ее, сказав, что ежи дома не живут и что оставить его — это замучить животное, к тому же его Барбос растерзает.
— Хорошо, — сказал Доник, как бы признавая этим, что принес ежика сам. — Я его отнесу.
И он понес ежика к выходу. Салима шла за ним до двери и твердила, что от ежей этих и крыс бывает чума и спид.
Уже темнело. Доник прижимал к себе ежика, тот доверчиво лежал на руке, и от него исходило спокойствие и теплота. Даже жалко стало расставаться с таким хорошим и добрым ежом. Доник подумал, может, отдать его Карапетяну, который как раз вышел гулять со своими близнецами, но потом решил — нет, пускай ежик живет на свободе. А он к нему будет приходить…
Когда, перейдя улицу, Доник вошел в сквер и стал искать место поглуше, чтобы отпустить ежика, ему в голову пришла гениальная мысль: «Ежик каким-то образом связан с космическим кораблем!»
В этой мысли заключался не вопрос, не предположение, а утверждение.