— Стул, я вам говорю, а не пень! — Ноздри у больного раздулись, и по желтым щекам пробежал румянец.
— Не беспокойтесь, я сам…
— Не хватает тебе из-за таких пустяков нервничать.
— Нервы у него совсем никуда стали, доченька! Истрепались вконец нервы.
— Мама, нельзя ли немного… — проговорила Мака, взглядом давая понять, что нельзя при больном говорить все, что придет на язык.
— Конечно, доченька, конечно, — поспешно закивала мать, — но если ты думаешь, что я на что-нибудь способна… Еще хуже его! Больному горько, а тому, кто ходит за ним, и того горше.
— Не слушайте вы ее, — вмешался отец, меняя разговор. — Гено, скажи мне, как там наш мальчик? Как мой Гоча?
— Хорошо, Симон Парменович. Что ему будет?
— Почему не привезли? Поглядел бы на внука перед смертью…
— Видно, ты и вправду сдал, отец! Рано тебе говорить о смерти.
— Сдал Симон, совсем сдал… — тихо всхлипывая, запричитала мать.
— Мама! — прервала ее Мака и, поднявшись, вывела на веранду.
— Извел он нас, доченька. Извел вконец! Мальчишку даже близко к себе не подпускает. Плохи наши дела.
— Ты прекрасно знаешь Бичи. Его выходок отец и раньше терпеть не мог, а теперь и подавно.
— Да, но ведь теперь он работает, каждый день ему врачей приводит. Нет, что ни говори, обижает он мальчика.
— Ладно, мама, потом поговорим, — прервала ее Мака и вернулась в комнату.
— Вам сейчас лучше всего лечь в больницу, — начал Гено, когда она опять присела на кровать возле отца.
— В самом деле, отец. Почему ты до сих пор не лег?
— Побоялся, дочка… — И снова слезы подступили к глазам Симона. — Не посмел без тебя. Сынка моего ни семья не волнует, ни моя болезнь. На кого же дом оставить? Нешто на мать? А тебя не хотел беспокоить…
— Как не совестно, отец!
— Не хотел, дочка. Точно — не хотел.
— Ну, хорошо, хорошо… — мягко сказала Мака, потом взяла руку отца, лежащую на постели, и нащупала пульс.
— Сердце у меня сдает. Не перенесу я операции…
— Все будет хорошо, Симон Парменович. Теперь на операционном столе настоящие чудеса творят. — Гено сам почувствовал, как сухо прозвучали его слова и как легковесна была выраженная им надежда.
— Эх, Гено, люди и сейчас умирают…
— Поверьте мне, из тех, кто вовремя обращается к врачам…
— Я даже не знаю, что со мной! — воскликнул Симон.
— Ничего, отец, успокойся… Что говорят врачи?
— Говорят: нужна операция мочевого пузыря. Но разве я вынесу две операции?
— Их же не одновременно будут делать.
— Эх, Гено, я человек битый, ломаный. По молодости случайно сам себе в ногу пулю всадил. Это пустяк — пронесло. А потом на войне… да что рассказывать, ты все знаешь. И без этой операции я полчеловека, а теперь…
— В больнице я буду с тобой, отец, — сказала Мака, — не бойся. И Бичи будет с нами, — прибавила она и, чтоб как-то замять то, что слишком поздно вспомнила о сыне, мягко упрекнула отца. — Перепугал ты людей. Бичи жалуется, говорит — не доверяешь ему. А ведь его теперь здесь знают лучше, чем меня. Меня, наверное, перезабыли все. В нашем положении знакомства и связи играют не последнюю роль.
— Знать-то его, может, и знают, но неизвестно, что лучше.
— Ну, почему ты так! Вон он уже работать начал. Выучится — человеком станет, — Гено притиснулся вплотную к кровати, пропуская жену к окну.
— Кто его допустит к работе?
— Не за красивые же глаза ему деньги платят!
— Не знаю… Какой-то знакомый твой… Мака, слышишь, что ли?
— Да, отец, — отозвалась Мака, сдвигая занавеску, чтобы ветер не теребил ее.
— Знакомый твой его устроил. То ли по школе, то ли по институту тебя знает.
— Но я училась не в сельскохозяйственном. В нашем институте виноделов не готовили.
— Ну, значит, по школе. Разве от моего наследника добьешься чего-нибудь толком.
— Фамилии он не называл?
— Тхабладзе… или Тхавадзе? Мать должна знать! Она все про своего сынка знает.
Мака задумалась на минутку, но тут же, словно отгоняя от себя неприятную мысль, тряхнула головой.
— И в школе такого не припомню. Может, женщина?
— Нет. Разве он не сидел сегодня за рулем?
— Так это он?
— Он самый, кому же еще быть. Или сам правит машиной, или Бичи на ней восседает. Не нравится он мне. Хороший человек не станет водиться с моим поскребышем. Бичи его в дом привел, как друга представил, но я сразу почувствовал — там что-то не так…
— Тхавадзе?! — вдруг переспросила Мака. — Но ведь он учился не с нами, он был старше… Тхавадзе — директор винного завода?! — И поспешно добавила: — Ну и бог с ним! Коли он взял Бичико к себе и дал ему работу — бог с ним!.. Я спущусь к маме! — Она повернулась к дверям и торопливо вышла, но, сбежав по лестнице, почему-то вернулась назад и крикнула с балкона:
— Мама, у тебя найдется домашнее платье?
Симона решили срочно положить в больницу.
Мака обещала отцу неотлучно находиться при нем — иначе он не соглашался на операцию. Гено предстояло одному вернуться домой, позвонить в школу, где работала Мака, и объяснить ее отсутствие. И самое главное — если Гоча не сможет без мамы, если он станет плакать и капризничать, нужно было либо привезти малыша в Ианиси, либо Маке на время покинуть больного и съездить за сыном.