Звездопад. В плену у пленников. Жила-была женщина

«Ребята с криками носились за чижом.

— А ну, давай!

— Давай, давай!

— Догоняй!

Откуда-то появилась женщина в длинном черном платье. Она подошла к ребятам и спросила, поочередно заглядывая каждому в глаза:

— Вы не видели моего Амбако?

— Амбако? — удивились мальчишки.

— Да, моего Амбако. Он обещал скоро вернуться…

— Вернется, бабушка, вернется! — отмахнулись мальчишки и, гомоня, погнались за чижом».

Такая печаль не умирает. Такой картине не стереться в нашей душе, пока в ней живо прекрасное начало человечности.

Бывают произведения, в том числе и романы, которые написаны как бы на одном дыхании. Фантазия писателя полностью мобилизована, слово созрело и только ждет, чтоб его высказали. Чувства и мысли изливаются вольно, не встречая на своем пути никаких преград. И все это само собою, помимо какого-либо внешнего толчка. Вот так написан и «Звездопад». Может, какой-то отдельный его эпизод и не отшлифован до конца или где-то диалог построен не вполне безукоризненно, но во всем чувствуется биение живого нерва, за каждым словом стоит настоящий писатель.

«Звездопад» — один из лучших романов о войне в современной грузинской литературе.

Роман складывается из ряда замечательных новелл, нанизанных на единый стержень. Отдельные эпизоды характеризуются лаконичностью и строгой логической завершенностью, когда точка ставится как раз именно там, где ей и до́лжно стоять.

Роман захватывает с первых же строк.

Из бесконечной череды дней выбран один, будто бы ничем не примечательный, будничный, не сулящий никаких неожиданностей, не будящий в нас никаких предчувствий. Спокойна, не заряжена ожиданием и природа.

Деревенская детвора по-обычному начинает свой новый день:

«В тот раз мы не собирались играть в чижа. С вечера был уговор: утром пораньше улизнуть из дому; Гоча попытается стянуть дедовский дробовик, хотя в крайнем случае мы могли обойтись и рогатками. Хотели предупредить и Тухию, но тогда за нами увязался бы Буду, приемыш Клементия Цетерадзе, а мы не знали, сколько птенцов окажется в гнезде у вороны».

За живым, фотографически точным описанием беззаботной детской игры ни на минуту не мелькнет и тени надвигающегося несчастья. Задорный детский гомон заливает все окрест; сотрясая воздух, взмывают ввысь всплески смеха, которые внезапно прорезает крик девчушки, сверстницы ребят, извещающий о нагрянувшей беде: «Война началась! Война!»