Звездоплаватели (авторский сборник)

Тело матери начинает светиться фосфорическим светом, который постепенно усиливается на ее груди, где доходит до большой яркости. Тогда она подвешивает спереди к груди нежную повязку, похожую на большой белый цветок, и в ней растет дитя. Питание новорожденных происходит незаметно с помощью выходящего из тела излучения матери.

Мне казалось, что что-то божественное было в рождении и в первых днях жизни этих существ. Во всем этом не было ничего гадкого и грязного, как и в акте любви.

Пока мы проводили наши поиски, а на это нужно было больше, чем три месяца, мы могли ближе познакомиться с нашими друзьями.

Их зрение гораздо сложнее нашего, так как они могут видеть инфракрасные и ультрафиолетовые лучи. Каждая из трех пар глаз воспринимает свой регистр лучей. Та, что помещается выше, воспринимает часть спектра от ярко-желтого до темно-синего. Средняя пара — от красного до инфракрасного, а нижняя — от фиолетового и ультрафиолетового до высокой частоты включительно. Очень развито осязание: они воспринимают незначительнейшие колебания земли. Так же воспринимают они и изменения в атмосфере. Так что отсутствие слуха у них возмещено хорошо… Все их искусства визуальные, но они не статичны, как наша живопись, наше рисование, наша скульптура. Их искусство динамично и ярко, их краски объемнее и изменчивее, чем наши, они играют ту же роль, как у нас — звуки.

Иногда мне казалось, что я вот-вот постигну всю утонченность и красочность их искусства, но, к сожалению, это только казалось. Тщетны были все мои усилия. Было у меня здесь и увлечение, необычайное и наилучшее в моей жизни.

Случайность на Марсе, так же, как и на Земле, руководит событиями. Мне довелось несколько раз встретиться с той красивой особой, о которой я говорил раньше. Интересуясь нашей Землей, она постоянно находилась рядом. Она быстро освоила наш оптический язык и очень хотела узнать про Землю, откуда мы прилетели, разобраться в тайнах земной жизни.

Я описывал ей жизнь нашей планеты, которая, по ее мнению, была лучше, чем жизнь трехногов уже хотя бы потому, что мы смогли перелететь межзвездную бездну.

Она неутомимо расспрашивала меня и хотела узнать все, а в ее глазах переливалось сияние, и они были наилучшими из наилучших глаз ее подружек. Трудно описать то чувство, которое притягивало меня к ней. Тут были и обожествление, и радость, что открываешь каждый день высшую красоту, и очарование в прямом смысле этого слова. Но очарование, которое охватило мифического Элиана, когда он увидел богинь, и нежность, не сравнимая с какой-либо другой нежностью — ни с нежностью любви, которая казалась невозможной, ни с нежностью приязни, для которой требуется большая духовная родственность, ни с нежностью, которую ощущаешь, когда видишь маленького ребенка, — ни с чем нельзя было сравнить то чувство. Да я и не хочу его сравнивать с чем-либо!

Вспоминаю, как мы гуляли с нею в лесу, по берегу озера, но красным полянам. Я жил в каком-то сказочном мире, объятый тем высоким чувством, когда пропадает время, и тебя охватывает беспечная беззаботность ребенка.

Однажды мы долго сидели над озером. Настал вечер, прозрачный вечер на Марсе, где звезды гораздо ярче, чем у нас па вершинах гор.

Грация — так звал я ее — была захвачена описанием чудес нашей Земли, она относилась к ним с какой-то набожностью. Вдруг в прозрачном воздухе мы увидели таинственное сияние воздушных светящихся созданий.

Некоторое время я смотрел на их удивительные движения, а потом просигнализировал (так как мы еще видели друг друга):

— Вот вам, Грация, доказательство, что Марс гораздо выше Земли.

Она ответила, и этот ответ удивил меня:

— Я бы этого не сказала.

— А почему вы этого не сказали бы?

— Не имею уверенности, что эта светящаяся жизнь выше нашей или вашей. Ни одного доказательства этого нет… Ни одного! И я думаю, что и у вас на Земле должно быть что-то подобное, только вы не замечаете, так же, как наши далекие предки не замечали этих светящихся созданий.

— А может, тогда их совсем не было?

— В таком случае, им довелось бы пройти очень быструю эволюцию, слишком быструю, чтобы быть высшими!

Мы смотрели в ночь. Глаза Грации сияли как созвездие Ориона и, казалось, нежным прикосновением ласкали мой облик.

— Если на Земле нет таких созданий, она родит их в будущем, и еще больше и красивее, чем у нас на Марсе. Ваша планета во всем должна быть лучше нашей!

Молчаливо шли мы по лесу, и мое чувство после этого вечера еще больше усилилось. Я полюбил ее, и в этой любви проявлялись новые оттенки. Какая-то удивительная связь укреплялась между нами, какая-то возвышенная внутренняя радость, и это было совсем не похоже на грубое чувство земных существ. Казалось, и она хотела быть чаще со мной. Однажды я спросил:

— Скажите, Грация, мы — люди, наверное, очень некрасивы на ваш взгляд?