Читаем Звезды и немного нервно: Мемуарные виньетки полностью

Мне было почти тридцать все еще очень инфантильных лет, когда я пережил это легкое увлечение, а вслед за ним тяжелую, но и смешную, операцию. Cюжет можно было бы à la Бунин дожать до полной любви и смерти, но буду держаться фактов.

На международный симпозиум в Ереване я летел вместе с Феликсом Дрейзиным, и весь полет он рассказывал о студентке, которой с ходу предложил за одну неделю пройти заграничный учебник секса; недели хватило, потом пошло повторение пройденного. Мои восторги притуплялись здоровым филологическим недоверием к охотничьим рассказам и болезненной реакцией на высоту полета.

В российском сознании донжуанский список ассоциируется с Пушкиным, у которого он, даже с поправкой на краткость отчетного периода, скорее невелик. Особенно по сравнению с первоисточником – арией Лепорелло «Il catalogo è questo…». Там цифра действительно впечатляющая, четырехзначная (в одной только Испании – 1003), что на порядок выше, чем, скажем, у Казановы, в мемуарах которого переводчик, мой знакомый, насчитал всего 122 партнерши. Разделив это число на 39-летний стаж, он оценил полученный среднегодовой коэффициент как далеко не рекордный.

Мои показатели еще скромнее, раза в полтора. Тут и позднее развитие, и серийная моногамность, и уступки платонизму. Наверно, отсюда мое недовольство самим форматом каталога, учитывающего всякую одноразовую всячину и игнорирующего памятные, но беспостельные романы. Нужна более гибкая система признаков.

В Ереване нас ждал научный бомонд. Гренобльский профессор Бернар Вокуа, похожий на Фернанделя, приехал со своей сотрудницей мадам Торр. Ухоженная, но несколько изможденная диетой француженка со следами былой красоты приковала внимание истосковавшихся по Западу российских интеллектуалов. Мужчины многозначительно повторяли описание ее должности – «работает под Вокуа», дам волновало, какое из бесперебойно сменяемых платьев идет ей больше других, и все вместе смаковали известие, что ночью ее видели выходящей из номера американца Пола Гарвина (острили, что тот ее «эвокуировал»). Другой знатный американец, Дэйвид Хейз, декламировал свой лимерик о Мельчуке:

That vigorous linguist named Igor

Complained that the pickings were meager:

«I have had every girl

In the communist worl’,

But farther they would not let me go!»

(Могучий лингвист по имени Игорь / Жаловался, что выбор скуден: / «Я поимел всех баб / В коммунистическом мире, / А дальше меня не пустили!»)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное