— Этот дом мы строили вместе с… Димой. И собирались здесь жить! Вдвоем. А потом у нас пошли бы дети, и мы бы сделали пристройку. В Димином письменном столе до сих пор лежит чертеж. Мы сами все придумали — и детские комнаты, и еще одну спальню, и даже комнату для гостей. Быть может, этим гостем когда-нибудь стал бы и ты…
Герман закрыл глаза. То, что он сейчас услышал, потрясло его куда больше всех предыдущих историй этой странной девушки.
Все ее странности, недомолвки, придуманные, чтобы вызвать у него шок, бредовые истории, ее желание поселиться в этом доме, хозяйничать здесь, готовить в кухне, ходить по двору, пользоваться гаражом, ездить в Киселево за молоком, ночевать в спальне — все это теперь обрело новый и очень понятный смысл. Она хотела вернуться в свое прошлое, в свой дом, в ту жизнь, которой у нее не будет больше никогда! И она посмела это сделать после всего, что натворила?!
— Из-за тебя погиб Дима, ты хотя бы это понимаешь?! Из-за тебя, стерва! — произнес он тихо, но чувствуя, что стены начинают вращаться вокруг него, а пол просто уходит из-под ног. Он поднялся и пошел прямо на нее, желая только одного — чтобы она исчезла прежде, чем он ударит ее. Но так получилось, что он прошел мимо нее — или сквозь нее, — он ринулся в кладовку, включил свет, нашарил за банками тяжелый сверток, достал его, развернул ветошь и увидел маслянисто блеснувший металлом пистолет. Вспомнились слова Рубина: «Говорят, он как-то странно и страшно ушел из жизни». И Герман ему ответил (это было всего лишь несколько часов тому назад): «Ушел и ушел, что теперь об этом говорить?» Разве он мог предположить, что ему когда-нибудь придется вернуться к этому разговору, к этой теме — загадочной смерти его лучшего друга, прекраснейшего человека Димы Кедрова?
Он взял пистолет, повернулся, чтобы вернуться в кухню, где он оставил ее, девушку, о которой так ничего и не узнал, вернее, о которой он знал только две вещи — то, что Дима любил ее без памяти, и то, что она убила его, — и вдруг понял, что идти-то никуда не нужно: она стояла совсем близко, лицом к нему, и глаза ее, полные слез, смотрели на него в упор и словно просили о чем-то.
Детали этой разрозненной истории, подлинной истории Лены Исаевой (он мгновенно вспомнил, как звали девушку Димы Кедрова), решившей вернуться в свое прошлое — с его помощью, постепенно вставали на свои места. Герман очень отчетливо понял, каким образом она оказалась в его машине. Ведь это Дима когда-то показал ему супермаркет, там он всегда покупал продукты. Неудивительно, что, решившись залезть в машину Германа, она точно знала, где его искать, потому и выследила. Потом эта ее фраза, когда он спросил, все ли у нее в порядке (перед сном, кажется, в один из тех тревожных вечеров), она ответила странной фразой: «Да, да, не волнуйся. У меня все в полном порядке, не считая нескольких трупов и одного предательства, которое и предательством-то и не назовешь. Так… ошибка».
Кто кого предал? Она предала Диму, и тот ушел из жизни. Ошибка! Она же изменила человеку, который любил ее больше жизни, боготворил ее, ради нее построил этот дом! Он создал для нее рай. На последние деньги. На
В голове у Германа крутилась еще одна фраза, оброненная «Ниной». Фраза насторожила его, но о ней он благополучно забыл. Тема вишни! Опять вишни! Вероятно, в этом доме любили вишню. Кажется, они собирались пить чай, и Нина принесла банку с вишневым вареньем. Он спросил ее тогда, откуда варенье, и она ответила — из кладовки. «Ты не знаешь, что у тебя там есть?» — «Думал, знаю. И что это за варенье?» — «Вишневое». — «С косточками?» — «Обижаешь, без косточек!» Так могла сказать только хозяйка! А он вновь не придал значения ее словам!
И все это он наконец вспомнил, стоя в кладовке с пистолетом в руке, не зная наверняка, заряжен он или нет. Когда-то давно Дима сам показал ему пистолет и сказал, что держит его в доме на всякий случай, все-таки лес вокруг, мало ли какие непрошеные гости могут сюда заявиться.
Зачем Дима обзавелся пистолетом? Во всяком случае, не для того, чтобы застрелить ставшую ему ненавистной Лену Исаеву, которая — прекрасно осознавая, рядом с каким человеком она живет, — легко изменила ему, растоптав его чувства. «Это не сплетни, старик, — сказал Дима Герману по телефону за день до своего ухода. — Я сам, лично видел. Они оба были голые! Тут нет никакой ошибки. Я же сценарист, я, сам знаешь, сколько разных историй в свое время придумал на эту тему. Люди могут попасть в различные ситуации, связанные с раздеванием: кто-то промок под дождем, на кого-то что-то пролили, и человек, оказывается, вынужден снять одежду, и так далее. Но то, что увидел я… Гера, это очень больно! Сейчас зима, страшный мороз, а они — голые, в постели! Я же не идиот! Или точно — идиот. Уже теперь и не знаю».