Annotation

Повесть рассказывает о первом космонавте Юрии Алексеевиче Гагарине, о его детстве, юности и первом полёте.

В этом издании повесть выходит с сокращениями.

ВСТУПЛЕНИЕ

ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО

РОДИТЕЛИ

ДЕТСТВО

ПЕРВЫЙ КЛАСС. ВОЙНА

ОТРОЧЕСТВО

РАССКАЗ УЧИТЕЛЬНИЦЫ. ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ

ПОД МОСКВОЮ. В ЛЮБЕРЦАХ

НОВЫЕ МЕСТА. НОВЫЕ ЛЮДИ

САРАТОВСКИЕ ОЧЕВИДЦЫ

ЛУНА, РАХМЕТОВ И ДНЕВНИК ГАГАРИНА

ПЕРВЫЕ КРЫЛЬЯ

ОРЕНБУРГСКИЕ ЛАНДЫШИ

В ЗАПОЛЯРЬЕ

СОЛЁНЫЙ ПОТ КОСМОНАВТОВ

ПРЫЖОК! ЕЩЁ ПРЫЖОК!

ПЕРСТ ФОРТУНЫ

РУССКИЙ ИКАР

ВСТРЕЧА

ЛИДИЯ ОБУХОВА

© Иллюстрации. ИЗДАТЕЛЬСТВО «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА», 1974 г.

ВСТУПЛЕНИЕ

Многие необыкновенные жизни начинаются обыденно. Он начал неприметным среди других родившихся в том году мальчишек, а кончил её как любимец века, как Пионер космоса.

У него была самая обыкновенная биография. Над его головой и через его сердце прошло всё то щедрое и всё то грозное, что случилось на веку у Советской власти.

9 марта, когда у колхозницы села Клушина Анны Тимофеевны Гагариной родился сын Юрий, льдина с челюскинцами ещё медленно дрейфовала в полярном океане и лётчик Каманин в тот самый день отплывал из Петропавловска-Камчатского. Он не знал, что вскоре станет одним из первых Героев Советского Союза и тем более не мог предвидеть, что через двадцать пять лет ему доведётся готовить в полёт Первого Космонавта.

Однако всё это должно было случиться. Только не так быстро, как можно прочесть в книге.

В народном представлении жизнь героя слагается из фактов и мифов. Мы расскажем то, что подтверждают очевидцы и документы, но постараемся передать и саму атмосферу народной памяти о Юрии Гагарине. Невозможно будет отрешиться и от собственной печали и восхищения…

Космос, конечно, — вещь великая, но ещё важнее для нас узнать что-то о человеческой душе. О самом Юрии Гагарине. О том, каким он остался в памяти людей.

Попробуем, не теряя ощущения достоверности, закинуть головы и увидеть высокое!

Перед нами несколько страниц из жизни Первого Космонавта.

ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО

Гжатск поражает простотой. Не то что он бедноват и за пущен, как многие среднерусские города, нет, кроме этого несомненного налёта, в нём бросается в глаза именно простодушие, деревенская окраска течения его жизни.

Хотя здесь есть телевизорный завод да и другие предприятия, но лицо городка для меня определилось с первых шагов узенькой, заросшей кувшинками речкой Гжатью, по которой мальчишки-малолетки гоняли плоскодонную лодку, похожую на корыто. Невольно подумалось: и Юрий в своё время не миновал этой увлекательной забавы.

На крошечной площади, между двухэтажным зданием райкома из серого кирпича с оранжевыми наличниками и сквером с пятью скамьями, рядом с остовом церкви в почерневших от пожаров последней войны жестяных куполах, водружён камень с именем Гагарина. Здесь будет памятник.

Инструктор райкома партии Валентина Александровна Кайманова мне говорила, что гжатчане нежно относятся к Юрию. У камня, отметившего место будущего памятника, всегда цветы. Иногда Валентина Александровна видит из окон райкома, как ребёнок или взрослый кладёт свой букетик. Это не привозные, не купленные цветы, они меняются с временем года: голубые подснежники — весной, жёлтые лютики — на исходе мая, белые ромашки — в разгар лета, тёмно-красные георгины и лиловые астры — осенью.

Когда городу давали имя Гагарина, на митинге женщины плакали. Они плакали потому, что он уже погиб, и потому, что был так молод.

— Как будто вырвали наше сердце, — сказал, вздохнув, гжатчанин.

Его часто называют здесь Юркой, как в детстве.

— Не спешите писать о нашем Юрке. Узнайте, почувствуйте, какой он был.

Он не главенствовал, не выпячивался, а как бы вырастал из самой почвы, подобно зелёному дереву, которое вдруг оказалось таким неповторимым!

РОДИТЕЛИ

Анне Тимофеевне Гагариной шестьдесят шесть лет. Она встретила меня у калитки босая. Ноги у неё загорелые, с гибкой небольшой ступнёй. А платье чёрное в мелкую крапинку, затрапезное платье для ежедневного домашнего обихода; и волосы убраны на затылке в небрежно скрученный кренделёк из светло-русой поредевшей косы. В ушах круглые зеленоватые камушки.

То, как она говорила, сами её крестьянские манеры, не лишённые настороженности и достоинства, выдают в ней женщину разумную, много передумавшую за жизнь, которая вся стоит за её спиной, как один год! И о муже она отзывается дружелюбно и сожалительно:

— Трудный он старик. И всегда был трудный. А уж после Юриной смерти подавно.

А он и впрямь старик. Глуховатый, припадающий на правую ногу, с очень яркими синими глазами.

— Кончай беседу! — сказал. — Огород надо поливать.

По тугоухости он не может многое расслышать, хоть стоит в двух шагах, у распахнутой кухонной двери, и это раздражает его.

— Вот так всегда, — говорит, поднимаясь, Анна Тимофеевна.

Без жалобы, но и без покорства. Жизнь прожита, дети выросли, разве об этом сожалеют?