Звонок мертвецу

Тремьян развернулся боком и скользнул мимо «триумфа». — Никогда не видел, чтобы ты ездил на нем.

— Терпеть его не могу. В нем чувствуешь себя так, словно имеешь дело со своим убийцей. Садиться в него и вылезать — сущее мучение.

— Ты крупный парень.

— А машинка маленькая.

— Я... я хотел бы сказать: извини за то дерьмо, что тебе наговорил. У меня нет возражений, ты прав. Несколько недель тому назад я погорел на одном деле с помощью репортера из «Уолл-стрит джорнел». Можешь себе представить! Моя фирма столкнулась с таким противодействием, что решила не рыпаться.

— Свободная пресса или беспристрастный суд. И тут, и там чертовски обоснованные аргументы. Так что я не принимаю это на свой счет.

Тремьян облокотился на «триумф». — Пару часов назад, — осторожно начал он, — Берни спрашивал тебя — не занимаешься ли ты чем-то, смахивающим на ту историю в Сан-Диего, когда зашла речь о среде. Я так ничего и не знаю, если не считать сообщения в газетах...

— В тот раз все были изрядно преувеличено. В порту случилась серия незаконных выплат. На этом держалась целая местная индустрия.

— Ты слишком скромен.

— Да нет. Мне пришлось проделать чертовски сложную работу, и я едва не получил Пулитцеровскую премию. Так было положено начало моей карьере.

— Ну хорошо... Ладно, все прекрасно... А теперь давай закончим все эти игры. Ты копаешь что-то, имеющее ко мне отношение?

— Насколько я знаю, ничего подобного... Это я и сказал Берни: у меня в штате семьдесят с лишним человек, занятых собиранием новостей. И я не могу от каждого требовать ежедневного отчета.

— Ты хочешь сказать, что не знаешь, чем они занимаются?

— И больше того, — хмыкнул Таннер. — Я всего лишь подсчитываю счета.

Тремьян оттолкнулся от «триумфа».

— Ладно, путь будет так... Джинни вернулась минут пятнадцать назад. Я живу с этой девочкой шестнадцать лет. Я-то ее знаю... Она плакала. Она была с тобой и вернулась в слезах. И я хочу знать, в чем дело.

— Я не могу тебе ответить на это.

— А мне кажется, что тебе лучше бы попытаться ответить!.. Ты презираешь те деньги, что я зарабатываю, не так ли?

— Это неправда.

— Конечно, так оно и есть! Ты думаешь, я не слышал, что у тебя за спиной говорит Элис? А теперь ты мне этак небрежно бросаешь, что, мол, ты только подписываешь счета. Это ты и говорил моей жене? Ты хочешь, чтобы я выяснил все детали у нее? Что тебе надо?

— Возьми себя в руки! Что с тобой случилось? Ты становишься параноиком. В этом все дело? Ты об этом хочешь мне рассказать?

— Нет. Нет! Почему она плакала?

— Вот и спроси ее!

Тремьян повернулся к нему спиной, уперся руками в капот маленькой спортивной машины, и Таннер видел, как тело юриста стали сотрясать спазмы.

— Мы так давно знаем друг друга, но ты никогда не понимал меня... Никогда не выноси приговор, пока не поймешь человека, которого ты судишь.

Вот оно что, подумал Таннер. Тремьян признался. Он — часть «Омеги».

Но когда Тремьян заговорил снова, с этим выводом пришлось расстаться.

— Может, я и достоин осуждения, и знаю это, но я всегда придерживался законов. Такова система. Мне она может не нравиться, но я уважаю эту систему!

Поставили ли люди Фассета подслушивающие устройства и в гараже, подумал Таннер. Если бы они только слышали эти слова, сказанные с таким сокрушением, преисполненные тяги к истине. Он посмотрел на подавленного человека, стоящего перед ним.

— Пойдем на кухню. Тебе нужно выпить, да и мне тоже. 

 19

Элис распахнула створки окна в гостиной, чтобы музыка была слышна и тем, кто беседовал в патио. Теперь все собрались около бассейна. Даже ее муж и Дик Тремьян в конце концов выбрались из-за стола на кухне; они сидели тут минут двадцать, и Элис подумала, как странно, что они почти не разговаривают.

— Привет, прекрасная леди! — Это был голос Джоя, и Элис почувствовала, как в ней растет напряжение. Он предстал перед ней, выйдя из холла; на нем были купальные трусы. В фигуре Джоя было какое-то уродство, ибо рядом с ним все остальные предметы казались меньше.

— У вас кончился лед, и я позвонил, чтобы нам привезли еще.

— В такое время?

— Это проще, чем кто-то из нас поехал бы за ним.

— Кому ты звонил?

— Руди в винном магазине.

— Он же закрыт.

Слегка пошатываясь, Кардоне подошел к ней.

— Я застал его дома, и он еще не спал... Он мне кое-чем обязан. Я сказал ему, чтобы он доставил пару пакетов со льдом на переднее крыльцо и записал их на мой счет.

— В этом нет необходимости. Я имею в виду оплату.

— Пустяки.

— Прошу тебя. — Она подошла к дивану, чтобы не чувствовать пропитанное джином дыхание Кардоне. Он последовал за ней.

— Ты обдумала то, что я тебе сказал?

— Ты очень любезен, но мы не нуждаемся в чьей-либо помощи.

— Так Джон и сказал?

— Так он может сказать.

— Значит, ты с ним не говорила?

— Нет.

Кардоне мягко взял ее за руку. Она инстинктивно попыталась отдернуть руку, но он продолжал держать ее. В его хватке не было враждебности, а только теплота; тем не менее он ее не отпускал.