Узнав все это, я был совершенно уверен, что Чарли не должны судить как взрослого. И продолжил читать заметки с предварительного слушания. Обвинение не обсуждало рассказ Чарли и его матери. Только продолжив чтение, я узнал, что Джордж был местным полицейским. Обвинитель произнес длинную речь о том, каким прекрасным человеком был Джордж и как его смерть расстроила всех жителей округа. «Джордж был работником правоохранительных органов и служил с честью, – говорил прокурор. – То, что столь достойный человек был так бессердечно убит этим юношей, – великая потеря для округа и великая трагедия». Обвинитель настаивал, чтобы Чарли судили как совершеннолетнего, и объявил, что намерен требовать максимального наказания, предусмотренного законом. Судья согласился, что это убийство, караемое высшей мерой наказания, и мальчика следует судить как совершеннолетнего. Чарли немедленно перевели в окружную тюрьму для взрослых.
Этот отрешенный взгляд, печаль на лице, полная безучастность – качества, общие для многих других подростков, с которыми я работал, – были единственным, что заставляло меня верить, что ему действительно четырнадцать.
Маленькая окружная тюрьма располагалась через улицу от здания суда. Как и во многих небольших городках и деревнях Юга, суд был сердцем площади, являвшейся центром городка. Я вышел из здания суда и перешел через улицу к тюрьме, чтобы встретиться с этим «юношей». Сотрудники тюрьмы явно нечасто сталкивались с таким явлением, как визит адвоката не из числа местных. Дежурный помощник шерифа подозрительно оглядел меня, прежде чем препроводить в тюрьму, где я сел в маленькой комнатке для свиданий с адвокатами и стал ждать Чарли. С того момента, как я дочитал дело, меня преследовали мысли о том, насколько оно трагично, и поток этих мрачных размышлений прервало только появление ребенка, которого привели в комнату для свиданий. Этот мальчик выглядел слишком маленьким, слишком худым и слишком испуганным для своих четырнадцати лет. Я посмотрел на конвоира, который, казалось, не меньше меня был удивлен тем, насколько ребенок мал и напуган, и попросил снять наручники. Иногда в таких окружных тюрьмах конвоиры не соглашаются расковывать клиентов, ссылаясь на то, что это небезопасно или им не разрешают снимать наручники с подозреваемого во время свиданий с адвокатом. Они опасаются, что, если подозреваемый расстроится или поведет себя агрессивно, его будет труднее угомонить, если на нем не будет наручников.
Конвоир без колебаний снял наручники с ребенка, потом вышел из комнаты, оставив нас одних.
Мы сели за деревянный стол размером примерно 120×180 см. Чарли сидел по одну его сторону, я по другую. Минуло трое суток со дня его ареста.
– Чарли, мое имя Брайан. Твоя бабушка позвонила мне и спросила, смогу ли я приехать и встретиться с тобой. Я адвокат, помогаю людям, попавшим в беду или обвиняемым в преступлениях, и я хотел бы тебе помочь.
Мальчик не шел на визуальный контакт. Он был маленьким и щуплым, но с большими красивыми глазами. Короткая стрижка, обычная для маленьких мальчиков, не требовала особого ухода. Из-за нее он казался еще младше. Мне показалось, что я вижу татуировки или какие-то символы у него на шее, но, приглядевшись, я понял, что это кровоподтеки.
– Чарли, с тобой все в порядке?
Он упорно смотрел чуть влево от меня, на стену, словно видел на ней что-то неведомое. Его отстраненный взгляд настолько встревожил меня, что я даже повернулся, чтобы проверить, действительно ли за моей спиной есть что-то интересное; но там была лишь голая стена. Этот отрешенный взгляд, печаль на лице, полная безучастность – качества, общие для многих других подростков, с которыми я работал, – были единственным, что заставляло меня верить, что ему действительно четырнадцать. Я долго сидел и ждал в надежде, что он хоть как-то отреагирует на меня, но в комнате царила тишина. Чарли так и смотрел на стену, потом перевел взгляд на собственные запястья. Обвил правой рукой левое и потер его там, где металлические наручники защемили кожу.
– Чарли, я хочу убедиться, что у тебя все нормально, поэтому мне просто нужно, чтобы ты ответил на несколько вопросов. Договорились?
Я знал, что он меня слышит; когда я говорил, он поднимал голову и снова утыкался взглядом в то место на стене.
– Чарли, окажись я на твоем месте, я был бы сейчас очень напуган и обеспокоен, но хотел бы, чтобы мне кто-нибудь помог. Я хочу тебе помочь, понимаешь? – Я подождал ответа, но его не было. – Чарли, ты можешь говорить? С тобой все в порядке?
Он смотрел на стену, пока я говорил, и снова на свои руки, когда я закончил, но так и не произнес ни слова.