Звучат лишь письмена

Аи хотел что-то возразить, но знаком руки Цзи-цянь повелел ему замолчать. Потом указал слуге глазами на дверь. Тот поспешно вышел.

— Аи, сын мой, молчи и слушай. Слушай и запоминай. Краток будет тебе мой завет. Убей Фаньлочжи. Не ходи войной на восток. Теперь, когда Китай не может лишить нас достигнутого, с ним нельзя воевать. Мира проси и согласись признать старшинство Сун. Если раз представишь просьбу и тебя не послушают, представь ее снова. Пусть тебе придется подавать ее несколько сот раз, не прекращай, пока не добьешься просимого… Ог этого зависит гибель или процветание дела предков. Армию укрепляй и славу для своего оружия ищи на западе. Крепко запомни все это. А теперь иди Готовь все необходимое, чтобы проститься со мной. Предки ждут меня.

Аи, он же второй государь тангутов Дэ-мин, свято выполнил завещание отца. Фаньлочжи не прожил и года после смерти Цзи-цяня. А в 1006 году Дэ-мин добился заключения мирного договора с Сун. Это была большая победа. Хотя Дэ-мин и признал старшинство сунского императора, Китай в свою очередь юридически, в официальном документе признал существование тангутского государства. Дело предков было в надежных руках.

Мечом порабощают

Дэ-мин помнил завет отца — искать славы для своего оружия на западе. И тангуты неумолимо двигались на запад, завоевывая соседние владения тибетцев и уйгуров. В 1028 году тангутские армии, предводительствуемые сыном Дэ-мина, талантливым полководцем Юань-хао, овладели городами Лянчжоу и Ганьчжоу^[30]. Владения тангутского государства достигли вод Черной реки — Эдзин-Гола. Именно в эти годы тангуты и закрепились в устье реки, в большом по тем временам, хорошо укрепленном городе Черной реки, или, по-тангутски, Эдзина. На севере пустыня Гоби соединяла земли тангутов с кочевьями татар-монголов^[31]

. На запад от Эдзины шли торговые пути в богатые уйгурские княжества и знаменитые буддийские святыни Дуньхуана.

Петр Кузьмич Козлов ошибался, считая Эдзину — Хара-Хото столицей тангутов. Свою столицу тангуты воздвигли на берегах Хуанхэ, у подножия гор Хэланьшань.

В 1017 году до Дэ-мина дошла удивительная весть. В горах Вэньцюань видели дракона. Появление дракона испокон веков считалось счастливым предзнаменованием. Поэтому Дэ-мин спешно послал одного из своих высокопоставленных чиновников принести жертвы дракону. Через некоторое время он и сам решил навестить святое место. И сразу понял, что дракон явился здесь не случайно. Это был знак Неба. Дэ-мин давно подыскивал новое место для столицы. А лучше этого трудно было найти. С северо-запада оно было защищено горами Хэлань-шань. Горы хорошо видны отсюда, серовато-белесые, с темными пятнами лесов и лугов. Точь-в-точь пегая лошадь. Видно, не зря в народе говорят, что Хэлань на языке древних гуннов как раз и означало «пегая лошадь». С юга и востока плодородную долину у подножия гор омывали воды Хуанхэ. Место надежное и хорошо защищенное. Дэ-мин приказал строить здесь новую столицу. Старую крепость Хуайюань обнесли новой стеной. Внутри города построили императорский дворец, храмы, присутственные места. Новый город назвали Синчжоу — град Процветания. От Синчжоу (современный Иньчуань, ранее назывался Нинся) через Алашаньскую пустыню был проложен караванный путь к устью Эдзина, к городу Черной реки. Этим путем и шел караван П. К. Козлова из Хара-Хото в Динъюаньин. Здесь и кроется секрет того сходства, которое спутники Козлова сразу же обнаружили между мертвым городом Хара-Хото и цветущим оазисом Нинся. Эти города появились в одно время, и строили их одни руки. Отсюда же начался многовековой путь от мертвого города к чудесным ордосским легендам.

Тангуты вышли на берега Черной реки с обагренными кровью мечами: уйгуры упорно сопротивлялись. «Кровь лилась, словно журчащий поток», — так пелось в старинной уйгурской песне о событиях тех грозных лет. Тангуты не остановились на берегах Эдзина. Их армии рвались дальше на запад. Покорились Сучжоуское и Шачжоуское уйгурские ханства. Тангуты овладели великой святыней буддистов — пещерными храмами Тысячи будд. Произошло это в 1035 году, уже после смерти Дэ-мина, когда его сын, полководец Юань-хао, стал государем тангутов.

В детстве Юань-хао звали Вэйли — «любящий почести и богатство». Это имя как нельзя лучше подходило к нему. Юань-хао с малолетства был очень честолюбив. Однако рано он проявил себя и как человек кипучей энергии, далеко идущих замыслов. Крепкий и сильный, как молодой дубок, высокорослый, с орлиным носом и горящим взором, он часто покидал своих учителей, которые обучали его китайскому и тибетскому языкам, а также заветам Будды, садился на коня и исчезал в степи. Наследника тангутского престола неожиданно встречали то на пограничном рынке среди пестрой разноязыкой толпы, то у костра кочевника в простом платье, лакомящегося ароматной бараниной, то в горах, где он подстерегал дичь. Все, знавшие его, отзывались о будущем государе как об «истинно талантливом человеке».