Звучит повсюду голос мой

Художник внимательно следил за выражением лица молодого человека. "Как он красив! Вот бы попросить его немного попозировать мне. Но как ему это объяснить? У него умное одухотворенное лицо, лучшей натуры придумать невозможно! Как жаль, что не знаю языка". Он обвел рукой вокруг лица Соны и раздельно произнес: "Портрет". Сеид Азии понимающе кивнул. Князь показал рукой вдаль и сказал: "Пейзаж", но в глазах поэта не прочел понимания... К сожалению, не все можно объяснить мимикой, жестами.

Молча любовались поэт и художник этим удивительным уголком Ширвана. Ежеминутно под тенью стремительно летящих облаков меняли свою окраску горы, ущелья, покрытые цветами луга, листва деревьев вдоль дорог и берегов журчащей Зогалавай. Не было рядом переводчика, который мог им рассказать, что оба с одинаковым восторгом созерцали открывающиеся перед ними картины, и хоть родились они в местах, далеких друг другу, поклонялись разным богам, но чувствовали и думали в эту минуту одинаково.

... Им мог бы помочь Махмуд-ага, но в этот час под звуки печального мугама, исполняемого на тонкострунной кеманче, он пребывал в послеобеденной полудреме; только смена музыкальных инструментов и ритм мелодии пробудит его от приятного сна. Выпьет пиалу прекрасно заваренного чая и будет готов к приходу гостей. И снова музыка, танцы и стихи усладят слух пришедших на меджлис...

Давайте оставим новых друзей на приречной скале, ведь мы не в силах им помочь, и поспешим в другое место, к другим нашим героям, посмотрим, как складываются их судьбы...

Нас ждут прекрасные цветы Ширвана, нежные и пугливые девушки.

МЕСТО ВСТРЕЧИ

На рассвете девушки, предводительствуемые их хозяином и учителем танцев Адилем, вышли из города. Они поднялись вверх по течению реки к тем лесистым берегам, где не встретишь ни пешехода, ни всадника. Дойдя до знакомой ему глубоководной излучины реки и удостоверившись в безопасности выбранного места, Адиль оставил девушек одних, перешел на соседнюю полянку и, расстелив палас в тени огромного граба, улегся спать.

Солнце еще не добралось до зенита, когда девушки, перекидываясь шутками и смехом, принялись за стирку. Сона, Иззет и Гэнди выкатили из воды крутобокие речные камни и разложили на них свою одежду. Размочив в воде кусочки белой глины, специально принесенной с собой, втирали пенистую смесь в ткань, терли, мяли, били о камень, и, лишь проделав всю процедуру несколько раз, споласкивали в чистой прозрачной речной воде. Выстиранную одежду девушки развешивали на кустах вдоль опушки леса.

Ниса вслед за Соной замочила в речных струях простыню и тут же бросила с силой ее на камень. Сона не заметила движения подруги, склонив голову к воде, она застыла с простыней в руках.

- Ты что, заснула или ждешь кого-то? - окликнула ее Гэнди.

- Жду.

- Кто-нибудь возвращается из дальних странствий?

- Кто может ко мне вернуться, кого бы ты не знала, о всезнайка!

Прямые тонкие брови Гэнди птицей взлетели над большими округлившимися черными, глазами:

- Не такая уж я всезнайка... Хоть и многие тайны мне доверены, да только в твое сердце я так и не заглянула.

- В мое сердце? Что ты там найдешь?

Гэнди подмигнула Иззет, осторожно мягкими движениями перебирающей в воде белую шелковую шаль:

- Тайну найду...

Нет у меня никакой тайны.

- Еще как есть! Думаешь, мы не знаем, для кого ты в последнее время танцуешь, о ком вздыхаешь! На кого загадываешь во время ворожбы с кольцом!

- Ради бога, перестань.

Гэнди прищурилась и проговорила в раздумье:

- Знаешь, Иззет, как мне кажется, подозрение падает на двоих, а ты как полагаешь?

Иззет никак не откликалась на слова Гэнди, а юная Ниса не могла скрыть волнение. Она очень любила Сону, но понимала, что девушки только шутят. Нельзя, чтобы раскрылась тайна подруги, но и очень хочется показать девушкам, что у Соны от Нисы нет секретов. С детской непосредственностью она воскликнула:

- А я знаю, знаю...

Сона нахмурилась и с осуждением остерегла девочку:

- Ты ничегошеньки не знаешь, лучше повесь простыню.

Улыбка сбежала с пухлых, красиво очерченных губ Нисы - чуткость на сей раз изменила ей, она доставила неприятность любимой подруге. Девушка выпрямилась, с мокрого подола стекала вода. Когда Сона передавала Нисе выжатую простыню, девушки взглянули в глаза друг дружке, и Ниса увидела муку, горе, страдание. Ей стало стыдно, тяжелый камень лег на сердце, губы задрожали, готовые скривиться в плаче.

- Ну, будет, перестань, только запомни: лучше плакать кстати, чем смеяться не вовремя...

- Прости меня, - тихонько прошептала Ниса, взяла свернутую жгутом простыню, отошла к прибрежным кустам, расправила, встряхнула и набросила на один из них.

Гэнди и Иззет сделали вид, что ничего не заметили.

- Ты подумай только, Иззет, кое-кому известно, а нам не говорят! Ради бога, Ниса, девочка, скажи нам, что тебе известно!

- И не стыдно тебе, Ниса, от нас что-нибудь скрывать! - поддержала Иззет Гэнди.

"Лучше хорошо молчать, чем плохо говорить", - подумала Ниса, но рта не открыла. Теперь ее хоть убей, она не выронит ненужного слова.