Евгений Антонов , Евгений Юрьевич Антонов
Пьеса (подражание Шекспиру) Розенкранц мертв, а мы еще нет… Действующие лица: Марио Прима — молодой с виду человек, неопределенного рода занятий, с невероятными способностями, который не видит смысла в их реализации, хоть и не пессимист по своей природе. Йорик — ближайший друг Марио, худой, низкорослый и пронырливый, неопределенного возраста, шут по образованию, по профессии — мелкий служащий в одном из городских учреждений. Ковард Инсидиас — очень честолюбивый человек, добившийся своим неустанным рвением определенной доли власти в городе Нотэкзистер, но на этом и остановившийся по причине своей принадлежности к людям, не отмеченным искрой божьей и обделенных светлым разумом; злой завистник талантов Марио. Лаура Инсидиас — его жена, бывшая подружка Марио. Гер Альберн — член правления города Шклоькофремен, доктор многих наук, посетивший Нотэкзистер в качестве делегации в рамках программы по оказанию гуманитарной помощи городам, пострадавшим от чумы. Джулио — корреспондент одной из местных газет, старый приятель Йорика. Другие жители города Нотэкзистер.
Евгений Антонов
«Да пропади оно все пропадом! В гробу я видал такую жизнь! Езжай-ка ты дальше одна, куда твоей душеньке угодно, а я вот сейчас сойду с поезда и хрен ты меня больше увидишь!» — кричал Пропащий, пытаясь попасть одной рукой в рукав пиджака, а другой — ощупывая свои карманы на предмет наличия в них денег на выпивку, когда поезд уже начал тормозить перед какой-то станцией. «Ой-е-ей, напугал, — ехидничала в ответ, привыкшая к подобным выходкам, жена, — то-то пропаду без тебя!» «А иди ты…»
Антонов Евгений Юрьевич родился в г. Коряжма, Архангельской области в 1967 г. Проживает там же. Закончил факультет английского языка Нижегородского Государственного Лингвистического Университета. В настоящее время работает переводчиком.
А еще, мой милый друг, вчера я слышал, как шумит время. Погода была абсолютно безветренной, печка уже протопилась и ничто не мешало слушать тишину, окутавшую полутемное пространство моего маленького, занесенного по самые окна снегом, домика. Поначалу слух ничего не улавливал. Может, потому что я и не прислушивался. Но потом, этот легкий шум, несвойственный чему-либо из знакомых мне предметов или явлений реального мира, стал легко ощутим. Казалось, будто где-то, далеко спрятанный от людских глаз, тончайше отлаженный механизм, вращая огромными шестернями, приводит время в движение, но до меня доносится только легкий, едва уловимый шум его работы, в сочетании с шорохом несущегося вперед времени...
Им казалось, что они перестали ориентироваться во времени и что мир, немного накренившись, стал сползать в плоскость нереального. Они бродили по улицам, взявшись за руки, и негромко пели песни. Им было все равно какую петь, лишь бы слова были известны им обоим. Иногда она спрашивала его о чем-то, указывая рукою то на самолет, летящий высоко-высоко и едва видимый в промежутках между электро-проводами, то на появившуюся над кронами деревьев яркую звезду, но он лишь отрицательно качал головой и виновато улыбался. Единственным, что он смог разглядеть в темнеющем небе, была выползающая из-за крыш луна...
Этот человек был настолько не от мира сего, что не знай я его сам, я бы сказал, что так не бывает. Ходил он всегда в поношенной армейской форме, в которой, видимо, и пришел, в свое время, из армии. Как он туда попал и, самое главное, как он смог оттуда вернуться, мне, наверное, не понять никогда. От него же самого, я так толком ничего и не добился. Работал он толи дворником, толи сторожем, толи тем и другим одновременно в каком-то из учреждений по соседству с нашим двором. И жил он, в общем-то, именно там и именно тем. Лишь только появившись, он как-то сразу привлек мое внимание...
Наденька и не знала что она умеет управлять трамваем. Но вот теперь она на нем ехала и у нее все получалось. Правда, она не знала КУДА ей ехать. Впрочем, это было пока и не важно: она просто каталась по большому городу, переходя с одной трамвайной линии на другую где это было возможно, и ей это нравилось. Стояла ранняя весна, бежали ручьи и ярко светило солнце, отражаясь в лужах и стеклах трамвая, и мир казался таким большим и прекрасным !!! Трамвай ей подарили. Да-да, просто подарили: вызвали из дома на улицу, подвели к трамвайной линии недалеко, от остановки, указали на трамвай и сказали: "Вот стоит трамвай, он теперь твой. Тебе дарит его один человек, которому ты очень нравишься...
МИЛАЯ, Я ГОТОВ... ---ое ---я, вторник. Прости, милая. Прости, хорошая. Прости что вчера, сославшись на занятость, я отказался с тобой пообедать. Я же не знал, что у тебя такая беда. Лишь вечером мне об этом сказала жена. Слезы, слезы, слезы... Да-да, милая, все хорошо - сейчас это твое естественное состояние... Только ты не молчи, говори. Говори не задумываясь о том, что ты говоришь. Все, что тебе хочется сказать само вырвется наружу. Потом, постепенно, ты опустеешь. Но это лучше, чем вот так. Я постараюсь хоть частично заполнить эту пустоту. Милая, я готов сделать доля тебя все, что хочешь. А пока, отдай мне свою боль. Не бойся, я сильный...
ндрюха даже не знал, радоваться ему или нет. Теперь он был уже уверен, что ему не показалось, не послышалось, а что кто-то действительно к нему пожаловал. Научившись слушать лес, он услышал этот посторонний звук почти от самого болота, куда он вышел, что бы проверить морошку. И теперь он уже наверняка мог сказать, что это был звук лодочного мотора. Он почти бежал обратно к реке, перескакивая через пни и валежины, плюясь, матерясь про себя и смахивая налипшую на лицо паутину...