Шевалье Куртуа был оскорблен до глубины души, но Жослен, не обращая на него внимания, принялся командовать сам. Первым делом он приказал арбалетчикам выдвинуться вперед по главной улице и найти стены и окна, откуда они могли бы обстреливать замок. Эта затея еще до наступления темноты стоила ему пятерых убитых и стольких же раненных длинными английскими стрелами, однако Жослен был доволен.
– Сегодня мы их растревожили, – заявил он, – а завтра устроим им кровавую баню.
Синьор Джоберти, итальянский мастер-пушкарь, решил установить пушку под аркой западных ворот. Там нашелся подходящий отрезок ровной мостовой, и он уложил на камни два толстенных бревенчатых бруса – опору для рамы, на которой было закреплено его пузатое орудие. Это место находилось на добрых двадцать ярдов дальше предельного полета стрелы из английского лука, и люди, которые обслуживали пушку, могли чувствовать себя в безопасности. Кроме того, арка ворот длиной в десять шагов служила хорошим укрытием от непрекращающегося дождя, под ее защитой можно было смешивать порох, не опасаясь, что он намокнет. Для того чтобы снять пушку с повозки и установить ее на массивную раму, людям Джоберти пришлось изготовить из крепкого дуба вагу. На это ушло все утро. Брусья под рамой смазали свиным жиром, бочонок с которым Джоберти поставил рядом с пушкой. Предполагалось, что смазка будет возобновляться после каждого выстрела, смещающего раму назад.
Снаряды подвезли на отдельной крытой повозке, и чтобы поднять каждый с его ложа, потребовались усилия двух человек. Эти снаряды представляли собой железные стрелы в четыре фута длиной: некоторые имели форму арбалетных болтов с жесткими металлическими лопастями, остальные же представляли собой просто заостренные железные болванки толщиной с руку взрослого мужчины.
Порох был доставлен в бочках, но его необходимо было помешивать, потому что тяжелая селитра, составлявшая около двух третей смеси, опускалась на дно емкостей, в то время как более легкие сера и древесный уголь поднимались наверх. Состав перемешивали длинной деревянной ложкой, и когда синьор Джоберти решил, что порох доведен до нужной кондиции, он приказал всыпать в темное орудийное чрево восемь полных черпаков.
Сзади пушка имела вздутие на манер горшка или луковицы. Именно туда помещался пороховой заряд, и именно там воспламенялись газы. Снаружи на казенной части красовались два изображения святых: святого Эллоя, покровителя литейщиков, и святого Маврикия, покровителя солдат, а ниже, под образами, имя пушки – «Адская поплевуха».
– Ей три года, монсеньор, – сообщил Джоберти Жослену, – и она ведет себя, как положено женщине, знающей, что такое колотушки.
– Хорошо, стало быть?
– Мне доводилось видеть, монсеньор, как казенную часть, – итальянец похлопал рукой по вместилищу для пороха, – разрывает на части и осколки металла выкашивают всю орудийную прислугу. Но моя «Адская Поплевуха» не такая. Нет, монсеньор, она у меня крепенькая! А все потому, монсеньор, что ее отлили в Милане тамошние колокольных дел мастера. А уж они литейщики так литейщики, это точно!
– А сам ты, часом, не умеешь лить пушки? – поинтересовался Жослен, живо представивший себе литейный пушечный двор у себя в Бера.
– Нет, господин, я пушкарь, а не литейщик. Но литейщиков можно нанять. Не обязательно литейщиков орудий, колокольных дел мастера вполне способны отлить пушку. Тем паче что есть хороший способ проверить, на совесть ли они поработали.
– Какой? – осведомился Жослен с искренним любопытством.
– Очень простой. Надо велеть изготовителям перед первым выстрелом встать позади пушки. Как раз рядом с тем местом, где заложен порох. Безотказный способ, монсеньор: зная, что их ждет такая проверка, они будут работать со всем тщанием. Когда я, принимая «Адскую Поплевуху», велел литейщикам встать рядом с ней, ни один и бровью не повел. Сразу видно, ребята свое дело знали и бояться им было нечего. Да уж, моя подружка сработана на славу!
Один конец полотняного фитиля, или запала, вымоченного в смеси пороха с маслом и вложенного в холщовый чехол, сунули в пороховой заряд, тогда как другой, протянувшись по всей длине орудия, высовывался из дула, куда предстояло вложить снаряд. По словам итальянца, некоторые пушкари вставляют запал в отверстие, просверленное в казенной части, но он лично считает, что в это отверстие уходит часть силы порохового заряда, и предпочитает зажигать фитиль со стороны пушечного жерла.
Рукав из белого холста пришлепнули к месту пригоршней влажной глины, и, когда она просела, Джоберти приказал подавать снаряд. Двое его помощников вставили металлическую болванку, походившую по форме на арбалетный болт, в узкое жерло и протолкнули вглубь. Потом в речной воде замешали раствор из песка и привезенной на третьей повозке клейкой глины и плотно забили им пространство между снарядом и стенками дула.
– Когда глина схватится и засохнет, – пояснил Джоберти, – получится пробка, без которой бо́льшая часть взрывной силы пороха была бы потрачена впустую.