1. Последнее королевство / 2. Бледный всадник (сборник)

– Нет? – резко переспросил он. – Почему нет?

– Потому что у нас двенадцать кораблей, а у них больше двух сотен, господин. Мы могли бы уничтожить несколько датских судов, но в итоге они все равно нас потопят, и у вас не станет флота, тогда как у них по-прежнему будет больше двухсот кораблей.

Мне показалось, что Альфред и сам это знает, но ему все равно не понравился ответ. Он сморщился и молча сделал еще несколько шагов.

– Я рад, что ты женился, – отрывисто сказал он.

– На долге, – колко отозвался я.

Королю не понравился мой тон, но он меня не одернул.

– Долг этот, Утред, – укоризненно проговорил он, – долг церкви, и ты должен с благодарностью его принимать. Кроме того, ты молод, у тебя будет время выплатить все. Господь, не забывай, любит тех, кто с радостью дает.

Это было одно из любимых высказываний короля, после я слышал его тысячи раз. Альфред развернулся на каблуках и обернулся.

– Я жду тебя на переговорах. – И, не объясняя, для чего именно он меня ждет, не дав ответить, король ушел.

С Гутрумом шли переговоры. На полпути между лагерем Альфреда и западной стеной Верхама натянули полог, и под этим навесом выковывались условия перемирия. Альфред предпочел бы атаковать Верхам, но подступ к крепости был узким, стена высокой и очень крепкой, а датчан собралось бесчисленное множество. Решись король на такой рискованный шаг, датчане выиграли бы битву, и Альфред оставил мысль о нападении.

Что касается датчан, они оказались в ловушке. Они полагались на Хальфдана, который должен был ударить в тыл Альфреду, но Хальфдан погиб в Ирландии, а конных воинов Гутрума явилось слишком много, чтобы они могли уйти на кораблях. Их было столько же, сколько моряков, а если бы они попытались пройти по суше, им пришлось бы драться с Альфредом на узкой полоске земли между двумя реками, что означало бы огромные потери. Я помнил слова Равна о том, что датчанам нельзя терять много воинов, потому что они не смогут быстро заменить погибших. Конечно, Гутрум мог бы остаться там, где находился, но тогда Альфред, разумеется, осадил бы крепость: он уже распорядился опустошить все амбары, погреба и овины вокруг Пула. Грядущая зима погубила бы датчан.

Получалось, что обе стороны хотят мира. Альфред с Гутрумом уже давно обсуждали условия, а я приехал как раз к концу переговоров. Погода была уже не та, чтобы датский флот решился на длительное путешествие в обход южного побережья Уэссекса, поэтому Альфред разрешил Гутруму зимовать в Верхаме. Он также согласился поставлять датчанам провиант при условии, что они не станут совершать набегов, и согласился дать им серебра, зная, как падки датчане на серебро. Они, со своей стороны, обещали, что будут мирно зимовать в Верхаме, а весной тихо уйдут: корабли их вернутся в Восточную Англию, а конники пройдут через Уэссекс в сопровождении наших воинов, которые доведут их до самой Мерсии.

Ни одна из сторон не верила обещаниям другой, поэтому требовались гарантии: от каждой стороны нужны были заложники, причем высокого звания, иначе жизнь их ничего не будет стоить. К Альфреду привели дюжину незнакомых мне датских ярлов и столько же знатных англичан доставили к Гутруму.

Вот для чего меня позвали. Вот почему Альфред держался со мной так отчужденно: он с самого начала знал, что одним из заложников буду я. В тот год пользы от меня было немного, потому что флот не играл никакой роли в войне, но титул остался при мне, потому я и попал в число избранных. Я был олдерменом Утредом, славным только своей знатностью, и видел, как широко улыбался Одда Младший, когда мое имя назвали в числе заложников.

Гутрум с Альфредом принесли клятвы. Альфред настоял, чтобы датский вождь произносил клятву, положив правую руку на священные реликвии, которые Альфред постоянно возил с собой: перо голубя, выпущенного из ковчега Ноем, перчатку святого Седда и, самое главное, кольцо с ноги Марии Магдалины. Священное кольцо, как называл его Альфред. Озадаченный датчанин положил руку на кусочек золота и поклялся, что сдержит обещания, а потом потребовал, чтобы Альфред держал руку на кости в волосах Гутрума, и король англосаксов поклялся мертвой матерью вождя датчан, что сдержит слово. Лишь когда были произнесены клятвы, освященные золотом святой и костью матери, произошел обмен заложниками. Только тут Гутрум, должно быть, меня узнал, потому что окинул пристальным взглядом, а затем нас с церемониями доставили в Верхам.

Где меня приветствовал ярл Рагнар, сын Рагнара.

* * *

Это была радостная встреча. Мы с Рагнаром обнялись, как братья, – да я и считал его братом. Он хлопал меня по спине, наливал эль и рассказывал новости. Кьяртан и Свен все еще живы и по-прежнему в Дунхолме. Рагнар вызвал его на официальный разговор, куда обеим сторонам запрещалось приносить оружие, Кьяртан поклялся, что не повинен в сожжении дома, и заявил, что понятия не имеет, что случилось с Тайрой.

– Негодяй лгал, – сказал Рагнар, – я знаю, что лгал. А он знает, что умрет.

– Но не сейчас?

– А как я могу взять Дунхолм?