10 гениев, изменивших мир

Впрочем, биограф ученого М. Арлазоров пишет: «Жизнь не слишком баловала Циолковского. Все десять лет после смерти матери он чувствовал себя одиноким и заброшенным. Естественно, ему хотелось ласки, теплого женского внимания. Но, готовый отдать жене запас нерастраченных чувств, Циолковский по отношению к постороннему по-прежнему застенчив и конфузлив». Сам же Константин Эдуардович писал совершенно противоположное: «Пора было жениться, и я женился <…> без любви, надеясь, что такая жена не будет мною вертеть, будет работать и не помешает мне делать то же. Эта надежда вполне оправдалась. Такая подруга не могла истощить и мои силы: во-первых, не привлекала меня, во-вторых, и сама была равнодушна и бесстрастна. Так и она до глубокой старости сохранила силы и способность к умственной деятельности. <…> Браку я придавал только практическое значение. <…> Венчаться мы ходили за четыре версты, пешком, не наряжались, в церковь никого не пускали. Вернулись – и никто о нашем браке ничего не знал. В день венчания купил у соседа токарный станок и резал стекла для электрических машин».

Это был странный брак, хотя супруги хранили друг другу верность и со стороны казались любящими мужем и женой. К концу жизни бедность собственных семейных уз стала доходить до Циолковского. В автобиографии он писал: «Хорошо ли это было: брачная жизнь без любви? Довольно ли в браке одного уважения? Кто отдал себя высшим целям, для того это хорошо. Но он жертвует своим счастьем и даже счастьем семьи. Последнего я тогда не понимал. Но потом это обнаружилось. От таких браков дети не бывают здоровы, удачны и радостны, и я всю жизнь сокрушался о трагической судьбе детей». И еще: «На последний план я ставил благо семьи и близких. Все для высокого. Я не пил, не курил, не тратил ни одной лишней копейки на себя: например, на одежду. Я был всегда почти впроголодь, плохо одет. Умерял себя во всем до последней степени. Терпела со мной и семья… Я часто раздражался и, может быть, делал жизнь окружающих тяжелой, нервной…» Впрочем, на философских воззрениях личные переживания Циолковского никак не отразились – он был последовательным проповедником евгенической утопии, где не было места любви, а супружеская жизнь определялась биологической и интеллектуальной целесообразностью.

Спустя много лет, похоронив мужа, Варвара Евграфовна вспоминала о свадьбе так: «Пира у нас никакого не было, приданого он за мной не взял. Константин Эдуардович сказал, что так как мы будем жить скромно, то хватит и его жалованья».

Говорят, новая семья лучше строится на новом месте. Вскоре после свадьбы чета Циолковских стала жить отдельно. Поначалу они поселились неподалеку от училища, но вскоре переехали на Калужскую улицу, в дом бараночника Баранова. Жизнь потекла скромно и размеренно, хотя и совсем не так, как у боровских обывателей. «Я возвратился к своим физическим забавам и к серьезным математическим работам, – рассказывает об этом периоде ученый. – У меня в доме сверкали электрические молнии, гремели громы, звонили колокольчики, плясали бумажные куколки… Посетители любовались и дивились также на электрического осьминога, который хватал всякого своими ногами за нос или за пальцы, и тогда у попавшего к нему в «лапы» волосы становились дыбом и выскакивали искры из любой части тела. Надувался водородом резиновый мешок и тщательно уравновешивался посредством бумажной лодочки с песком. Как живой, он бродил из комнаты в комнату, следуя воздушным течениям, подымаясь и опускаясь». Благодаря «Физическим забавам» учитель арифметики и геометрии снискал известность среди жителей Боровска.