Позже, когда мост открыли для пешеходов, люди могли пройти от одного континента к другому. Удивительное дело – так много граждан избрали его местом для самоубийства, что в итоге пешеходов на этот живописный мост вовсе перестали пускать. Однако это случилось намного позже. Пока все еще были полны оптимизма.
День накануне был 50-й годовщиной Турецкой Республики. И это событие было грандиозным само по себе. А на следующий день стамбульцы отдавали должное этому чуду инженерной мысли длиной более пяти тысяч футов, детищу турецких рабочих и застройщиков и британских инженеров из компании «Кливленд бридж инжиниринг». Босфорский пролив, изящный и узкий, всегда считался шеей Стамбула, и теперь эту шею, словно пылающее ожерелье, украшал мост. Ожерелье сияло высоко над городом, нависая на том месте, где Черное море сливалось с водами Мраморного моря с одной стороны и Эгейское море встречалось со Средиземным – с другой.
Всю неделю в городе царило всеобщее ликование, и даже попрошайки на улицах улыбались, потому что в животе у них не было пусто. Теперь, когда азиатская Турция состояла в непрерывной связи с европейской Турцией, всю страну ожидало светлое будущее. Мост знаменовал собой начало новой эры. Теперь Турция, в общем-то, была в Европе, пусть даже кто-то с этим не соглашался.
Вечером над головой гремел салют, озаряя темное осеннее небо. На улице борделей девочки стояли на тротуарах группками, покуривая и разглядывая небо. У Гадкой Ма, считавшей себя до мозга костей патриоткой, в глазах блестели слезы радости.
– Какой потрясающий мост, огромный такой! – сказала Зейнаб-122, глядя вверх, на салют.
– Птичкам повезло, – отозвалась Лейла. – Представляешь, они могут усесться на него в любом месте. Чайки, сороки, голуби… А рыбы могут плавать под ним. Дельфины, пеламиды. Здорово! Разве не прекрасно вот так закончить свою жизнь?
– Разумеется, нет, – ответила Зейнаб-122.
– А мне кажется, прекрасно, – упрямилась Лейла.
– Как ты можешь быть такой романтичной, дорогуша?! – наигранно рассмеялась Ностальгия Налан.
Время от времени она приходила навестить Лейлу, что нервировало Гадкую Ма. Закон ясно указывал на то, что трансвеститов в бордель нанимать нельзя, однако больше их никуда не брали, так что им приходилось искать работу на улице.
– А знаешь ли ты, сколько стоило это гигантское сооружение? И за чей счет его возвели? За наш!
– Иногда ты говоришь совсем как Д/Али, – улыбнулась Лейла.
– Кстати, о нем… – Движением головы Налан указала влево.
Повернувшись в сторону, Лейла увидела приближавшегося Д/Али: куртка его помялась, а сапоги тяжело стучали по тротуару, на плече висела тяжелая холщовая сумка, в руке торчал кулек, наполненный мидиями во фритюре.
– Это тебе, – сказал он, протягивая мидии Лейле.
Он знал, как она любила их.
Д/Али не произнес больше ни слова, пока они не оказались наверху и не закрыли за собой дверь. Он опустился на кровать, потирая лоб.
– У тебя все в порядке? – спросила Лейла.
– Прости. Я так себе. Они чуть не поймали меня.
– Кто? Полиция?
– Нет, Серые волки. Фашисты. Группировка, контролирующая этот район.
– Этот район контролируют фашисты?
– В каждом районе Стамбула есть две враждующие группировки – их и наша. К сожалению, здесь они превосходят нас по численности. Но мы боремся.
– Расскажи, что случилось.
– Я завернул за угол, а там Серые волки, целая толпа, орут и смеются. Я решил, что они празднуют открытие моста. А потом они увидели меня…
– Они тебя знают?
– Ну, в каком-то смысле мы узнаём друг друга, а если нет, то по виду догадаться легко.
Одежда имела политический смысл. Как и волосы на лице, особенно усы. Националисты носили их кончиками вниз, в форме полумесяца. У исламистов они были маленькими и аккуратными. Сталинисты предпочитали усы как у моржа, они выглядели так, будто никогда не знали бритвы. Д/Али всегда чисто брился. Лейла не знала, было ли это признаком его политических взглядов, а если и было, то каких именно. Она поймала себя на том, что пристально разглядывает его губы, розовые, правильной формы. Она никогда не смотрела на мужские губы и не делала этого специально, а потому это открытие озадачило ее.
– Они так за мной гнались, – продолжал Д/Али, не догадываясь, о чем она думает. – Я бы рванул быстрее, если бы у меня не было этого.
Лейла посмотрела на сумку:
– Что там?