10 минут 38 секунд в этом странном мире

– Ладно, мы подождем, – кивнула Налан. – А теперь расскажите, почему вы оставили дверь открытой? – (Женщины быстро переглянулись.) – Вашу лучшую подругу хладнокровно убили, а вы сидите в ее квартире с открытой дверью. Вы что, совсем безумные?

– Да ладно тебе, – отозвалась Хюмейра, глубоко и прерывисто вздыхая. – Никто ведь не врывался в эту квартиру. Лейлочка была на улице поздно ночью. Свидетели видели, как она села в машину – в серебристый «мерседес». Все погибшие были убиты именно так, ты ведь знаешь это.

– И что? Это значит, что с вами ничего не может случиться? Или вы предполагаете: если одна из вас маленького роста, а другая…

– Толстая? – Хюмейра покраснела.

Она вынула свой ингалятор и подержала его в руке. Опыт показал, что она пользовалась им чаще в присутствии Налан.

– Мне все равно, как ты меня ни назови, – пожала плечами Зейнаб-122.

– Я хотела сказать «на пенсии и в депрессии». – Налан махнула наманикюренной рукой. – Я имела в виду следующее: если вы, дамы, считаете, что убийца Лейлы – единственный псих в городе, удачи вам! Держите дверь открытой. И вообще, почему бы не положить новый дверной коврик с надписью: «Willkommen Psychopaten»?[3]

– Мне бы очень хотелось, чтобы ты прекратила преувеличивать, – набычилась Хюмейра.

Налан на мгновение задумалась.

– А это я или это город? Я бы очень хотела, чтобы Стамбул перестал преувеличивать.

Зейнаб-122 вытянула из своего кардигана болтавшуюся нитку и скатала ее в клубочек.

– Я выскакивала купить кое-что и…

– Ну, на это всего-то нужно несколько секунд, – сказала Налан. – Чтобы на тебя напали, я имею в виду.

– Пожалуйста, прекрати говорить такое… – Хюмейра замолчала, решив принять еще таблетку ксанакса, а может, сразу две.

– Она права, – согласилась Зейнаб-122. – Это неуважительно по отношению к покойной.

– Хотите узнать, что неуважительно по отношению к покойной? – Налан задрала голову, резким движением руки расстегнула сумочку-клатч, вынула оттуда вечернюю газету и, открыв ее на том месте, где среди статей местной и иностранной прессы в глаза бросалась фотография Лейлы, принялась зачитывать вслух: – «Заместитель начальника полиции заявил прессе: „Будьте уверены, что мы очень быстро найдем виновника. Мы наняли специальное подразделение, чтобы справиться с этим делом. На данном этапе мы просим публику поделиться с правоохранительными органами информацией о любых подозрительных действиях, которые они видели или слышали. Эти преступления были совершены не случайно. Все они без исключения направлены на одну-единственную группу. Все жертвы были уличными женщинами. Обычным горожанкам нечего волноваться о собственной безопасности“». – Налан снова сложила газету по местам заломов и поцокала языком – так она делала всегда, когда злилась. – Обычные горожанки! Этот шакал хотел сказать, мол, пай-девочки, не волнуйтесь, вы в безопасности, на улицах убивают только шлюх. Вот это-то и называется неуважением к покойной!

Чувство подавленности разлилось по комнате, едкое и мутное, словно серный дым, липнущий ко всему, с чем он соприкоснулся. Хюмейра поднесла ингалятор ко рту и сделала вдох. Она ждала, пока ее дыхание замедлится, но оно отказывалось. Закрыв глаза, она мечтала уснуть. Погрузиться в глубокое забытье, вызванное лекарствами. Зейнаб-122 сидела прямо, словно шест проглотила, ее головная боль усилилась. Вскоре она начнет молиться и готовить варево, которое поможет душе Лейлы в ее путешествии. Но не прямо сейчас. В данный момент ей недоставало силы и, возможно, даже немножко веры. Налан хранила молчание, ее плечи под курткой напряглись, а в чертах лица отражалась пустота.

В углу Мистер Чаплин, расправившись со своим деликатесом, начисто вылизывал шубку.

Серебристый «мерседес»

Каждый вечер красно-зеленое судно под названием «Гюней» – «Юг» – стояло на швартовах на берегу Золотого Рога, напротив дороги из отеля «Интерконтиненталь».

Судно носило имя курдского кинорежиссера Йылмаза Гюнея и даже участвовало в съемках одного из его фильмов. Нынешний его владелец об этом не имел никакого понятия, а если бы и имел, ему это было все равно. Он купил его много лет назад у рыбака, который больше не выходил в море. Новый владелец оборудовал на борту небольшую кухню и установил там гриль, чтобы делать сэндвичи с кёфте. Вскоре в меню появилась макрель гриль с гарниром из колец репчатого лука и помидоров. В Стамбуле успех торговца уличной едой зависит не от того, что ты продаешь, а от того, где и когда ты это делаешь. Ночное время, хотя и рискованное во многих отношениях, более прибыльное, но не потому, что покупатели щедрее, а потому, что они куда голоднее. Они вываливаются из ночных клубов и баров, где основательно заправились алкоголем. Они еще не готовы уходить, а потому останавливаются возле лодки-киоска и предаются последней слабости, прежде чем отправиться домой. Дамы в сверкающих платьях и мужчины в темных костюмах садятся на высокие табуреты у причала и впиваются в сэндвичи, отрывая зубами жесткую белую питу, от которой при свете дня они воротили бы нос.