10 вождей. От Ленина до Путина

…В июле 1914 года Ленин отправляет большое письмо к «подруге» своего сердца. В нем так много тем: о предстоящем докладе Инессы, о Вандервельде, Розе Люксембург, Ягелло, Каутском, других социал-демократах. В текст одновременно вкраплены очень личные излияния. Сразу же после рассуждений о ликвидаторах, профессиональных союзах и страховых кассах Ленин, например, пишет (на французском): «О, мне хотелось бы поцеловать тебя тысячу раз, приветствовать тебя и пожелать успехов: я вполне уверен, что ты одержишь победу. Искренне твой В.Л.». (Иногда Ленин, как, например, в письме 12 (25) июля 1914 года, обращается к Арманд особо подчеркнуто: «Мой дорогой, самый дорогой друг!») Ленин продолжает в письме:

«Я забыл о денежном вопросе. Мы оплатим письма, телеграммы (пожалуйста, телеграфируй почаще) и железнодорожные расходы, расходы на гостиницу и т. д. Помни об этом»{192}.

Конечно, в Полном собрании сочинений Ленина опубликована лишь та часть письма, где не говорится о «поцелуях».

В письмах к Арманд Ленин особенно размашисто, хлестко говорит о своих оппонентах, людях, с которыми он имеет дело: «Мерзавец, сволочь Попов»; «дурачок Радек», «старый дурень Кон», «глупая полковая дама» (о Р.С. Розмирович), «дурак Трояновский», «негодяй Мартов»{193} и т. д.

Ленин в письмах к Арманд пишет не только о делах личных, но и о самых острых партийных, финансовых, литературных. Инесса для революционера уже стала частью его духовной жизни; без нее он уже не представлял своего существования. После приезда в Россию, «в революцию» (Инесса, конечно, была с семьей Ульяновых в знаменитом «пломбированном вагоне» в одном купе), Ленин, захваченный вихрем событий, встречался с Арманд уже реже, чем за рубежом.

Когда решался вопрос о возвращении из Швейцарии в Россию с помощью германских властей, Ленин писал Инессе 6 (19) марта 1917 года: «Вы скажете, может быть, что немцы не дадут вагона. Давайте пари, что дадут!»{194}

Лидер большевиков знал, что у Берлина и его, Ленина, партии одна цель: «повалить Россию», как выразился военный мозг немецкой нации Людендорф, добиться ее поражения. Тогда путь к революции, к власти будет открыт. Поэтому Ленин хорошо знал, что писал Инессе; специальный вагон для вождя большевиков немцы обязательно «дадут». Ведь он «загружался» взрывной силой революции планетарной мощности.

Но революция быстро надорвала силы не только Ленина, но и его любимой. Инесса горячо бралась за любое дело, какое ей поручали партийные руководители. Сил у нее оказалось меньше, чем было нужно в это сумасшедшее время. Дети, трудный быт, новая обстановка, революционный ритм жизни менее чем за три года после октябрьского переворота опустошили душу женщины и подорвали ее физические силы. В своих дневниковых записях Инесса, совсем незадолго до кончины, записала:

«…Теперь я ко всем равнодушна. А главное – почти со всеми скучаю. Горячее чувство осталось только к детям и к В.И. Во всех других отношениях сердце как будто бы вымерло. Как будто бы, отдав все свои силы, свою страсть В.И. и делу работы, в нем истощились все источники любви, сочувствия к людям, которыми оно раньше было так богато. У меня больше нет, за исключением В.И. и детей моих, каких-либо личных отношений с людьми, а только деловые… Я живой труп, и это ужасно»{195}.

Бесовство революции искалечило миллионы судеб. В ее жернова угодило и такое хрупкое, нежное и милое существо, как Инесса Арманд. Ленин в Москве и Петрограде все реже встречался с «русской француженкой». Он уже не принадлежал себе, а только своему божеству – революции. Правда, вождь Октября писал довольно часто записки Арманд: справлялся о здоровье Инессы и ее детей, посылал продукты, покупал ей калоши, отправлял на Арбат, угол Денежного и Глазовского, дом 3/14, квартира 12, своего личного врача для «пользования» заболевшей Инессы, распоряжался отремонтировать у нее телефон…

Ленин, видимо, чувствует, что Инессу опустошили беспросветность борьбы, хаос и тяготы бытия. Давно известно, что топка революции ненасытна; она требует все новых и новых жертв. Инесса стала одной из бесчисленного их множества.

Осенью 1920 года Арманд сдала совсем. В своем дневнике 9 сентября она запишет: «Мне кажется, что я хожу среди людей, стараясь скрыть от них свою тайну, – что я мертвец среди живых, что я живой труп… Сердце мое остается мертво, душа молчит, и мне не удается вполне укрыть от людей свою печальную тайну… Так как я не даю больше тепла, так как я это тепло уже больше не излучаю, то я не могу больше никому дать счастья…»{196}

Она хотела поехать в родную Францию, хоть ненадолго вырваться из объятий революции и восстановить растраченные силы. Ее тянула к себе родина. Арманд чувствовала, что погибает от груза тягот, навалившихся на ее хрупкие плечи. Она позвонила Ленину, тот был занят и позже ответил запиской:

«Дорогой друг!