10 женщин Наполеона. Завоеватель сердец

«К несчастью, он оставил завещание, в котором объявил, что является мужем Марии-Луизы и отцом двух <…> их общих детей, о существовании которых Мария-Луиза не осмеливалась сказать отцу <…> Дальше скрывать этот брак было уже невозможно. Соответственно, возник вопрос о том, сколько лет детям. Мария-Луиза попалась и, содрогаясь от страха, была вынуждена признаться отцу, что и Альбертина, и Вильгельм родились до смерти Наполеона» [13] .

Сама Мария-Луиза умерла 17 декабря 1847 года в возрасте 56 лет.

Однако до этого, 17 февраля 1834 года, она успела еще раз выйти замуж – за Шарля-Рене де Бомбеля, очередного секретаря, подосланного ей князем фон Меттернихом. Лука Гольдони, характеризуя этот брак, не может скрыть иронии:

«Ханжа, холодный, тщеславный человек. По сравнению с предыдущими мужьями он обаятелен, как вареная рыба. Но Мария-Луиза все равно выходит за него, более того, сама просит его руки, ибо отныне она берет то, что дают.

Герцогиня определяет его как приятного собеседника и «подлинного святого». В действительности же она использует Бомбеля как ширму. Наверняка Мария-Луиза скучает с ним, как и он с ней».

На самом деле не стоит упрекать Марию-Луизу за этот «странный» брак. Все-таки она была, по сути, несчастной женщиной, которая, как выражается все тот же Лука Гольдони, «вечно лавировала между обязанностями и желаниями, почти никогда не решая собственной головой». Она вечно была вынуждена терпеть – то в интересах государства, то ради приличий… И вот, почти в самом конце жизни, Мария-Луиза вдруг решила, что, наконец, может распоряжаться своей жизнью сама. Но одного решения в таких делах недостаточно, надо еще уметь это делать. Мария-Луиза, похоже, не умела, вот и выбрала себе какого-то Бомбеля. А с другой стороны, что ей еще оставалось?

Глава 30. Судьба сына Наполеона и Марии-Луизы

Что же касается ребенка Наполеона и Марии-Луизы, то он жил на положении заключенного в Вене. Этот красивый мальчик, как пишет Рональд Делдерфилд, «оставался надеждой всех бонапартистов мира, и поэтому его сторожили так же тщательно, как охраняют отчаянного преступника». Его заставили практически забыть родной язык и говорить только по-немецки. С точки зрения австрийского императора, главное заключалось в том, чтобы ребенок не пытался подражать своему отцу. А еще лучше – чтобы он вообще забыл о нем.

Собственно, соответствующим образом его и воспитывали. Когда он спрашивал преподавателей о том, кто правит во Франции, ему отвечали:

– Король.

– Но там раньше правил император. Кто это был? – не унимался мальчик.

– Ваш отец.

– Мой отец был преступником?..

Дэвид Стэктон пишет:

«Наполеон умер, думая, что Орленку [так называли сына Наполеона. – С.Н. ] нет до него дела (любые контакты, разумеется, были запрещены), но он стал бонапартистом».

И ребенок начал вести себя, как законченный бонапартист, приводя окружающих в отчаяние. Например, однажды он написал матери:

«Дорогая мама, когда ты вернешься, я хочу, чтобы перед тобой предстало более благородное существо с высокими нравственными принципами, и тогда ты увидишь основополагающие черты характера, которые напомнят тебе о моем отце; разве для солдата может быть более великолепный, более замечательный образец настойчивости, выносливости, силы, мужества, доблести и отваги?»