10 женщин Наполеона. Завоеватель сердец

«Мария, моя нежная Мария, моя первая мысль — это мысль о вас. Мое первое желание — снова увидеть вас. И вы снова придете ко мне, не правда ли? Если нет, то орел сам прилетит к вам! Я увижу вас на обеде. Возьмите, умоляю, с собой этот букет: пусть он соединит нас таинственными нитями в окружающей нас толпе и будет залогом нашего тайного согласия. Под взглядами присутствующих мы сможем понимать друг друга. Если я положу руку на сердце, это будет значить для вас, что оно всецело занято вами, и в виде ответа прижмите к себе этот букет. О, любите меня, моя очаровательная Мария, и пусть рука ваша никогда не отрывается от этого букета!»

Согласимся, что это письмо весьма нехарактерно для любившего точность и краткость императора. Видно, что в эти слова он вложил всю любовь и страсть, которые он испытывал к молодой графине. Гертруда Кирхейзен по этому поводу не может не выразить свое восхищение:

«Двадцатилетний влюбленный юноша не мог бы написать иначе своей возлюбленной. Войны и битвы не заставили закаленного солдата забыть вечно новый язык любви».

В результате Мария согласилась прийти к императору на обед, но подаренного ей чудесного украшения не надела.

Увидев, что подаренного им украшения нет, император побледнел, а потом подозвал к себе Дюрока и что-то прошептал ему на ухо. Через минуту тот подошел к графине и начал упрекать ее за то, что на ней нет алмазного букета; но она ответила, что никогда не согласится принять подобного подарка, и пусть это будет известно раз и навсегда! А еще она сказала, что только одно могло бы дать удовлетворение ее чувствам обожания и преданности — это надежда на лучшее будущее для ее страны.

— Разве император, — ответил на это Дюрок, — не дал вам этой надежды?

* * *

Весь вечер Мария избегала взгляда Наполеона и не обмолвилась с ним ни единым словом. Когда обед закончился и гости разъехались по домам, ее попросили остаться, а затем проводили в личные покои императора. Когда он появился, его лицо было мрачным, а манеры грубыми.

— Я уж и не надеялся увидеть вас вновь, — сказал он. — Почему вы отказались от моих бриллиантов? Почему вы избегали смотреть на меня за обедом? Ваша холодность обидна, и я не намерен ее больше терпеть.

Она молчала. А он продолжал говорить:

— Вот вам — полька! Вы только укрепляете меня во мнении в отношении вашей нации…

Глубоко взволнованная и страшно смущенная этими словами, она робко спросила:

— О, сир, ради бога, скажите мне, что вы думаете о поляках?

И тогда он сказал, что считает поляков увлекающимися и легкомысленными.

— У вас, Мария, — заявил он, все больше и больше распаляясь, — все делается под влиянием какой-то фантазии, а не строгой системы. Поляков мгновенно охватывает бурный восторг. Их пылкий энтузиазм шумен и порывист, но они не умеют управлять им, не способны сделать так, чтобы он никогда не кончался. Не ваш ли я рисую портрет? Прекрасная полька! Она с риском для жизни протискивается сквозь толпу, чтобы увидеть меня, я позволяю моему сердцу растаять под напором ее страстных искренних слов, и вдруг она исчезает! Сколько же я вас искал, но так и не смог найти, и когда вы, наконец, предстали передо мной, я чувствую в вас лед, в то время как сам я весь пылаю огнем.

После этого он перешел в атаку:

— Послушайте, Мария, знайте же, что ничто на свете не может остановить меня или обескуражить. Слово «нельзя» меня только заводит, и я иду напролом! Я привык видеть, как все с готовностью уступают моим желаниям, а ваше сопротивление меня порабощает, жажда обольщения ударила мне в голову, взволновала мое сердце!

Увидев, что глаза Марии наполняются слезами, он усилил натиск, и постепенно гнев — подлинный или показной — затуманил ему голову:

— Я хочу… Внимательно слушайте меня. Я хочу силой заставить вас любить меня. Мария, это я извлек из забытья название вашей родины. Польская нация существует, как и прежде, только благодаря мне. Я для вас уже сделал много, но могу сделать еще больше!

Потом он вынул из жилетного кармана часы и посмотрел на них.

— Видите, я держу в руках часы? Точно так же, как я разобью их сейчас вдребезги у вас на глазах, я разнесу Польшу, если вы откажете мне. Не забывайте, я все могу разбить. Так же, как эти часы, погибнет Польша, а вместе с ней и все ваши надежды, если вы доведете меня до крайности…

С этими словами он швырнул часы на пол и с яростью раздавил их каблуком.