100 грамм предательства

— А ты бы предпочла сдаться на милость Полиции? Мы не такие уж кровожадные, какими ты хочешь нас выставить. И не эксплуатируем десятилетиями своих жителей. Не указываем, как жить, не подвергаем Утилизации, не сажаем в тюрьму. Однажды ты поймёшь, что по-другому поступить просто нельзя было.

— Нет уж. Если вы делите мир на белое и чёрное, то ты должен знать: для меня вы с ног до головы вымазаны чёрной краской.

— Если добра в мире не осталось, мы вылепим его из зла! Мне очень жаль, что ты выбрала другую сторону. — Дин разочарованно качает головой.

Он протягивает руку и касается пальцами моей щеки… Помимо воли тепло разливается по телу. Делаю шаг назад. Рука Дина безвольно повисает в воздухе.

Больно. Как же больно. Однажды в Питомнике мне сломали руку, но даже тогда я не испытывала такой боли.

— Я за справедливость, Дин… Вы можете отстранять меня от работы, можете объявлять бойкот, можете даже перестать кормить, это всё равно ничего не изменит! А теперь извини, я хочу побыть одна.

Не дожидаясь ответа, круто разворачиваюсь и сбегаю в лес. Подальше отсюда.

Только бы не видеть его глаз. Только бы не слышать его слов.

В заточении. Чаша весов

Теперь я знаю, что значит выражение «выплакать все глаза». Мои совсем разъело от слёз. Кожу щиплет, но это ничто по сравнению с тем, что стало с Саюр.

Когда всё закончилось, меня освободили от кандалов, только никакого облегчения не последовало — на плечи мне рухнули новые и имя им — вина, да такая, от которой хочется вспороть себе вены.

Саюр осталась лежать там… Неподвижное тело, потухший взгляд, в котором застыла боль… В бликах электросвечей я заметила дорожки слёз на её лице и снова разрыдалась.

Не помню, как дошла до своей камеры, но зато на всю жизнь запомнила смех Фугу, от которого меня пробрала дрожь, будто кто-то погладил против шерсти.

А её брошенное между делом обещание и вовсе выбило почву из-под ног, когда я и так еле держалась.

И обещание это въелось в голову, как смертельная болезнь, от которой нет лекарства:

— Думаешь, жизнь одного стоит меньше, чем жизни твоих друзей? Так я тебя обрадую — у нас мощные резервы. Скажем, по ребёнку в неделю, а? Как ты на это смотришь?

И снова этот довольный сытый смех, будто она жрала его горстями. Ещё бы — Фугу получила свою жертву, насытилась чужими страданиями.

Клянусь, в тот момент мне хотелось её убить, разорвать глотку голыми руками! Наверное, она это поняла по моим глазам, потому что кивнула своему верному псу, чтобы он меня придержал.

С высоко поднятой головой Фугу удалилась и даже сырые стены, покрытые толстым слоем грязи, не помешали выглядеть ей при этом по-королевски.

Небось сейчас она восседает где-нибудь в светлом кабинете с огромными панорамными окнами, а на столе перед ней лежит стопочка личных дел, откуда она выуживает по очереди папки, раскрывает каждую и вчитывается в текст, выбирая новую жертву для нашей следующей встречи.

Я вижу это так же ясно, как и свою дальнейшую судьбу… Если оба пути ранят, какой выбрать?

Вытягиваю вперёд обе руки и переворачиваю их ладонями вверх. На одну мысленно укладываю жизни островитян. На другой лежит жизнь безымянного ребёнка, которого выберет Фугу. Только от меня зависит, какую ладонь я сожму в кулак, растирая в прах воображаемые жизни. Если бы все было так просто… Тяжёлый выбор.

Невинная жизнь ребёнка или…

— В раю водились и змеи…

Слова Фолка, брошенные мне когда-то, никак не идут из головы, превращая мозги в кисель. Остров оказался настоящим террариумом, но заслуживают ли они смерти? И даже если так, имею ли я право выносить приговор?

Из груди вырывается рваный вздох.

Моё заточение превратилось в настоящую пытку. Есть кое-что пострашнее собственной боли — это боль невинных, пострадавших по твоей вине. Что будет через неделю? Кого они приведут на этот раз? Смогу ли я вынести ещё чью-то боль и смерть?..

Утираю лицо рукавом рубашки. Что же мне делать? Решение приходит неожиданно быстро и оказывается таким простым, что становится легче дышать.

В следующий раз я нападу на охранника и сделаю всё, чтобы меня пристрелили на месте или забили до смерти. Выход всегда найдётся и в моём случае смерть — это выход.

Выход, за которым не будет уже ничего.

37 глава. П — Прощение или Предательство?

На следующий день я уже не пытаюсь искать Магнуса и не покидаю свою комнату, даже на завтрак не иду — сижу с книгой и пытаюсь вникнуть в сюжет.

Та самая книжка из библиотеки, которую я открыла в первое своё посещение. В пятый раз читаю один и тот же абзац и на глаза наворачиваются слёзы.

Забавно, сколько же есть способов предать человека? К тому же это совсем излишне — человек сумеет погубить себя и без всякого предательства8.