100 магнитоальбомов советского рока

Первая виниловая пластинка у «Отказа» вышла лишь спустя несколько лет. В нее вошли песни из магнитоальбома «Пыль на ботинках» и композиция из «Оперы» «Я учусь». К этому моменту внутри группы произошли кардинальные изменения в составе. Не выдержав высоковольтного напряжения сусловского электрического поля, «Вежливый отказ» последовательно покинули Плавинский и Верещагин. Сам Суслов стал поющим гитаристом, переместив Шумилова вначале на клавиши, а потом и вовсе на бас. На барабанах по-прежнему играл Митин, на клавишах — Максим Трефан. Музыка «обостренной чувствительности», исполняемая группой, стала еще более завернутой, а сопровождающая ее метафизическая атмосфера — еще более дикой и чужеродной для неподготовленного российского слушателя. Неудивительно, что остатки тиража великолепной дебютной пластинки «Отказа» еще многие годы пылились на складах Ташкентского завода грампластинок, постепенно переплавляясь на виниловые питьевые сосуды для инкубаторских кур.

Николай Коперник. Родина (1986)

сторона A

Горцы

В небесах лазурных

Дымки

Музы

Юкагиры

сторона B

Конники

Там, вдали

Руда

Родина

«Николай Коперник» всегда притягивал к себе внимание утонченного слушателя. Импрессионистская музыка этого проекта оставляла впечатление прозрачной легкости — словно полет белой пушинки одуванчика. Здесь все было на грани — удивительно хрупкие и тонкие материи, едва-едва соприкасающиеся друг с другом. Мелодии «Коперника» напоминали изящные отблески неорока и новой волны, доведенные до уровня высокого искусства — нечто отстраненно-замкнутое, которое в своей самодостаточности не хочет спорить с грубостью внешнего мира.

Они оказались чуть ли не единственной группой, выступающей на рок-сцене и при этом не имеющей ничего общего с роком. В своей возвышенно-созерцательной музыке «Николай Коперник» развивал принципы цикличности Филиппа Гласса и стилизовал мелодические приемы Дэвида Сильвиана, переосмысливал эстетику фанка и внимательно изучал композиторские находки практически не известной в СССР арт-роковой группы Eskimo — кратковременного альянса Кита Эмерсона и Пита Синфилда с французскими музыкантами. Для 1985–1986 годов это были в высшей степени актуальные токи и влияния.

«Николай Коперник» был образован в начале 1980-х годов мультиинструменталистом Юрием Орловым и его приятелями по консерватории — клавишником Игорем Ленем, басистом Олегом Андреевым, саксофонистом Игорем Андреевым и барабанщиком Дмитрием Цветковым. Юрий Орлов не был человеком, которого можно отнести к категории последовательных музыкантов. Жанровые эксперименты влекли его с нечеловеческой силой, и поэтому он не мог надолго зацикливаться на какой-то конкретной музыке. Уже во времена учебы в Гнесинке он смело бросался в пучину новых стилей и направлений — будь то джаз-рок в начале 1980-х, свободный джаз периода его сотрудничества с ленинградскими «Джунглями», неоромантика «Николая Коперника» или, впоследствии, рейв-культура 1990-х.

«В роке для меня никакого развития быть не может», — безапелляционно заявлял Орлов, целиком сконцентрировав свое внимание на настроении в музыке, а не на ее формах. С текстами для первой программы «Коперника» Орлов решил сильно не заморачиваться, позаимствовав их из сборника стихов северных народностей СССР. Книга с перлами региональной поэзии готовилась к изданию в типографии «Искра революции», которую Орлов сторожил по ночам, зарабатывая себе на хлеб насущный. Насладившись рифмованными строками, написанными при свете северного сияния, идеолог «Коперника» особенно заинтересовался лирическим стихотворением «Родина», которое очень гармонировало с милитаризованным имиджем Орлова — галифе, сапоги и военная гимнастерка со значком Ленина на груди.

Сам Орлов в тот момент активно интересовался радикальными взглядами всевозможных правых организаций, но к идее национального возрождения страны относился без особого энтузиазма. Публику на концертах он недолюбливал, себя считал непризнанным гением и в кругу друзей-музыкантов любил порассуждать о том, что «нашему зрителю только дай водки нажраться да медведей пострелять». Вместе с тем, несмотря на внешнюю воинственность и нетерпимость к советскому строю, Орлов в глубине души все-таки оставался эстетом. Дело порой доходило до курьезов. К примеру, если кто-нибудь из знакомых начинал в его присутствии рассуждать о группах типа Deep Purple, то этот человек как личность для Орлова больше не существовал. В рамках выбранной эстетики это выглядело довольно цельно и убедительно.