100 рассказов о стыковке

Отец чутко реагировал на технические новшества, появлявшиеся на скудном советском рынке: один из первых телевизоров, холодильник, а еще чуть позже автомобиль и, конечно, книги. Чтобы писать их самому — пишущая машинка «Рейнметалл». Эх, дожить бы ему до персонального компьютера. До 1948 года я оставался недоростком и в классе был самым маленьким. Весной того года я начал необычайно бурно расти, что повлияло на нервную систему. Это был первый сигнал, летом пришлось прибегать к щадящему режиму. Футбол бросить было невозможно, осенью за команду своего девятого класса я стоял в воротах, переквалифицировавшись из нападающего во вратаря. Спорт развивал во мне честолюбие. Стремление выиграть было настолько сильным, что на последнюю игру с десятиклассниками я вышел в поле и забил решающий гол. Постепенно мое состояние стабилизировалось. К лету следующего 1949 года я снова был в строю, но, как оказалось, ненадолго.

В книге я довольно часто вспоминаю о своих спортивных играх. Хотя мне по разным причинам не довелось по–настоящему поиграть в любимые игры, спорт сыграл огромную роль в становлении моего характера. Оглядываясь назад, понимаю, что меня сделали три природных и хорошо развитых качества — интеллект, упорство и честолюбие. Любительский спорт сыграл в этом деле большую роль.

Не могу сказать, что я получал самые высокие оценки в старших классах, на пятерочный аттестат меня не хватило. Одно время мне нравилась химия, и я подумывал направить туда свои стопы. Слава Богу, наша химичка почему?то отговорила меня от своего предмета, который, как я понял гораздо позже, требовал больше интуиции, чем логики.

1.2 Инженерная подготовка

Начиная с конца 80–х годов на лекциях по космической технике я рассказываю своим студентам не только о том, как она действует и как создается, но и агитирую за работу у нас в РКК «Энергия», стараясь растолковать, какие инженерные дела ждут их. Не тут?то было. Немногие приходят к нам, и дело не только в зарплате. Молодых влечет нечто более притягательное, а может, и загадочное.

На рубеже 50–х, когда ракетная техника набирала силу и требовались молодые кадры, нам, немногочисленным выпускникам школы единственного мужского класса подмосковного Калининграда, будущего города Королев, никто даже не намекал на то, что мы можем вернуться сюда для продолжения настоящего дела. В те годы это было строго запрещено. В результате, мой путь в НИИ-88 — в ОКБ-1, к Королеву — не был прямым. Впрочем, кто знает, какой путь самый лучший?

Старших, знающих, авторитетных людей из той среды у меня не оказалось. Сам же в молодости я был очень незрелым, а часто — наивным, но интуиция и то, что именуется фортуной, меня, думается, не подвели.

Итак, окончив школу в 1950 году, я имел смутное понятие о том, где учиться дальше, и еще меньше представлял, каким делом буду заниматься после. Не было сомнений только в одном: идти нужно в технику.

Естественные науки были моим коньком. В поселке Строитель, где я по–прежнему жил, совсем рядом находился Московский лесотехнический институт, который все называли Лестехом, и многие мои приятели поступали туда, именно поэтому все казалось привычным и знакомым. Лестех окончили обе мои сестры, сначала старшая Наталья, а позднее — младшая Маргарита. Но меня манило неизведанное, тянуло в открытое море науки и новой техники.

Рядом с нашим поселком, через шоссе, располагался НИИ-58, или ЦАКБ, народ в округе сократил это сокращение до ЦКБ, выбросив главную букву «А», то есть — артиллерию. Все же мы, подросшие строительские мальчишки, игравшие в институтской команде в футбол, знали, что Василий Гаврилович Грабин делает пушки. Несмотря на всеобщую завесу секретности, ребята постарше говорили, что НИИ-88, который располагался подальше, за железной дорогой, занимается современной ракетной техникой и платят там больше.

Самой передовой и перспективной считалась физика. Слова из популярной песни «только физика имеет смысл» хорошо отражали настрой честолюбивой молодежи. На те годы действительно пришелся пик развития физических наук. Значит, надо идти в МГУ, на физтех, а там будет видно. Оглядываясь назад, я понимаю, что такой выбор был сделан почти наугад, следуя моде, а также отчасти потому, что приемные экзамены были в июле, а не в августе, как в других вузах. Моя школьная подготовка по физике и математике не соответствовала требованиям, которые предъявлялись к абитуриентам физтеха. К тому же мне не удалось преодолеть пробелов в правописании, а плохая зрительная память усугубляла этот недостаток. Если бы не тройка по сочинению на вступительных экзаменах, меня, наверное, приняли бы в МГУ. Приемная комиссия допустила меня до специального собеседования и колебалась до последнего момента; но я не произвел, видимо, впечатления уверенного в своем выборе молодого человека.