100 великих катастроф XX века

Через десять минут после взрыва мы были на борту «Новороссийска». Линкор стоял с малым дифферентом на нос, с небольшим креном на правый борт. Освещения в носовой части корабля не было. Доложив вахтенному офицеру о прибытии, я направился в район взрыва.

Увиденное просто потрясло меня: развороченные палубные листы горой поднимались над палубой, на них лежали изувеченные человеческие тела. А под ногами был слой ила, перемешанного с кровью.

В одном из помещений линкора я столкнулся с матросами аварийных постов. Их было человек 12–15, они ожидали каких-либо команд. Поскольку я оказался единственным в этой части корабля офицером, я принял командование на себя. Телефонная связь не работала, в помещении темно… Первой моей командой было: «Крепить носовую переборку, палубные люки». Через них уже пробивалась вода. Часть матросов я отправил задраивать иллюминаторы. Я никого из них не знал, также как не знал и устройства этого корабля, но отлично понимал, что если внутрь корабля поступает вода, выдавливает переборки, если расходятся швы, то с этим надо бороться. Я рассчитывал на выучку матросов и не ошибся.

Аварийщики были хорошо подготовлены и знали, что и как надо делать. А вода все прибывала. Крен стал уже на левый борт, дифферент увеличился. Через палубные люки из каких-то помещений, куда мы проникнуть не могли, сочилась вода. Не имея водолазной техники, матросы ныряли в люк и пытались изнутри заделать щели. Только когда вода доходила мне до подбородка (мой рост 180 см), я давал команду покинуть помещение. Все острее ощущалась нехватка аварийного материала и инструментов. В дело пошли даже столовые ножи и вилки, вместо кудели использовали разорванные на полосы простыни, вместо ручников — собственные кулаки, обмотанные полотенцами.

А потом мы получили команду: «Прибывшим с других кораблей собраться на юте». Я поблагодарил матросов за мужество и поднялся на палубу. Но на ют попасть не успел. Я прошел всего пятнадцать-двадцать метров по левому борту, как корабль начал опрокидываться. Я успел схватиться за поручень трапа и заметил, как стремительно промелькнул корабельный флаг на фоне освещенных окон домов за вольной пристанью.

Я падал спиной вниз и видел, как с накрывавшей меня палубы корабля с грохотом сыпались в воду люди. И до сих пор мне помнится показавшийся тогда коротким, но по-звериному страшный тысячеголосый крик ужаса. И все.

Меня накрыло кораблем. Я в какой-то момент потерял сознание, оно ко мне вернулось под водой. И тогда я почувствовал рядом что-то копошащееся, толкающее ногами и руками. Сам попытался двигаться, но ничего не получилось. Чувствовал, что грудь прижата к чему-то плоскому, и это плоское давило страшной тяжестью. Ощущение этой тяжести не забыть до сих пор. Успел нахлебаться воды и вновь потерял сознание. Последняя мысль перед провалом в темноту: «Как глупо приходится погибать...»

Сознание вернулось вновь, когда я летел вверх в огромном пузыре воздуха. Воздух вырвался из затапливаемого помещения с такой силой, что выбил меня из-под палубы, оборвав все пуговицы на кителе и сорвав брюки. Я очутился на поверхности, где-то в метре от днища линкора. Я не стал на него взбираться, рефлекторно сообразив, что может засосать в воронку.

Потом меня подняли на баркас. Вскоре я оказался в госпитале. Сотрясение головного мозга, ушиб грудной клетки, спина — сплошной синяк без кожи, кровохарканье. Правая рука висела плетью — как потом выяснилось, был отрыв лопатки».

Уже после гибели линкора стало точно известно, что корабль спасти было нельзя. Это определили академические расчеты. Нельзя было спасти корабль, но многих людей — можно было. Вполне реально было задержать момент опрокидывания. Буксировка линкора на мелкое место, начатая где-то около двух ночи, когда уже был выровнен крен, привела к свободному перетеканию тысяч тонн воды с одного борта на другой, что в итоге приблизило момент опрокидывания. Да и бравый, но преступный приказ, задержавший эвакуацию экипажа, внес свой кровавый вклад в общее число жертв.

Причиной трагедии линкора стал, по одному из предположений, взрыв глубинной мины, оставшейся со времен Второй мировой войны. Другая версия — о диверсантах — вызывает сомнение, так как воронка на месте взрыва на дне бухты была эквивалентна взрыву заряда весом 1100–1200 кг взрывчатки. Диверсионные же лодки из-за своей небольшой грузоподъемности не приспособлены к перевозке такой массы груза.

Взрыв был настолько силен, что пробил насквозь — от днища до верхней палубы — весь многопалубный бронированный корпус линкора, образовав в нем огромнейший пролом. Все самые страшные разрушения пришлись как раз на ту часть линкора, где в носовых кубриках, расположенных на нескольких палубах-этажах, спокойно спали сотни матросов и старшин.

По оценке правительственной комиссии, при взрыве сразу же погибло не менее 150–170 человек и было ранено около 130.