100 великих крылатых выражений

Лео Силард попытался еще раз обратиться к властям США с просьбой отменить уже намеченные бомбардировки японских городов, а также призвал ввести международный контроль за применением атомных бомб. Все было напрасно! К голосам участников Манхэттенского проекта, выступавших против применения атомного оружия в войне с Японией, не прислушались.

Не прошло и месяца после первого взрыва атомной бомбы, как два таких же снаряда были сброшены на японские города – Хиросиму и Нагасаки.

6 августа, вспоминал человек, переживший бомбардировку Хиросимы, «выдался великолепный день, голубое небо. Высоко в небе я разглядел два американских бомбардировщика, два В-29. Я подумал лишь об одном. Великолепные журавли, серебристо-белые, словно стержни их перьев были покрыты льдом» (из интервью в фильме «The forgotten bomb» – «Забытая бомба», 2012).

В 8 часов 16 минут 2 секунды в небе над Хиросимой, на высоте 580 метров, раздался взрыв. От 70 до 150 тысяч жителей города погибли сразу же. В эпицентре взрыва люди буквально испарялись. От них оставались лишь тени на стенах. Другие так быстро сгорали и обугливались, что их тела не успевали даже упасть на мостовую.

«Мы увидели позади нас облако кипящей пыли и каких-то обломков. Под ним скрывались руины Хиросимы», – вспоминал один из летчиков, участвовавших в авианалете.

Президент США Гарри Трумэн (1884–1972) получил фотографии абсолютно разрушенного японского города. Они вдохновили его на новый подвиг: он распорядился сбросить 9 августа бомбу на Нагасаки. Правда, из-за плохих погодных условий (высокой облачности) попасть в цель не удалось. В тот день погибли «всего» 22 тысячи человек.

14 августа Япония объявила о капитуляции.

В дальнейшем от последствий взрывов в Хиросиме и Нагасаки (прежде всего от лучевой болезни) умерли еще около 300 тысяч человек. Арифметика «такой красивой физики» была отвратительна и ужасна.

«Это было военное преступление», – подчеркивает историк Питер Кузник, один из авторов книги «Нерассказанная история США» (2012, совместно с Оливером Стоуном). Он поясняет свои слова: «Удар был нанесен по мирным жителям. В данном случае, прежде всего, по женщинам и детям. Это военное преступление. Этому нет никакого оправдания или объяснения. […] Трумэн якобы хотел снизить число жертв среди американских военных. […] И потому мы убили столько женщин и детей, сколько смогли. И это планировалось заранее. С моральной точки зрения, этому нет никакого оправдания».

Последние бомбы Второй мировой войны стали одновременно первыми бомбами холодной войны. Трумэн спешил показать советским военным, что у американцев появилось особое оружие убийственной силы – оружие, которому никто не может противостоять. Говоря языком следующего советского лидера Н. С. Хрущева, американцы готовы были показать «кузькину мать» кому угодно. Мир вновь оказался на грани войны – еще более страшной, Третьей мировой войны.

От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес

1946 г.

«С лязгом, скрипом, визгом опускается над Русскою Историею железный занавес». Так русский писатель и философ Василий Васильевич Розанов (1856–1919) в «Апокалипсисе нашего времени» выразил то, что происходило с Россией после Октябрьского переворота («La Divina Comedia»

– «Божественная комедия», 1918).

Образ страшного металлического занавеса, который опускается на страну (или целую группу стран), чтобы отрезать ее (или их) от остального мира, поразительно часто возникал у писателей и политиков в минувшем столетии.

Подобный образ неизменно напоминал о том, что «весь мир – театр», как писал Уильям Шекспир («Как вам это понравится»), и любые представления, явленные нам, окончатся тем, что «с лязгом, скрипом, визгом» ниспадет занавес, оставляя нас, зрителей и актеров, в пустоте, в темноте. Были ли мы участниками этой тягостной драмы или лишь созерцали ее, «железный занавес» опустится перед нами, лишив возможности покинуть сцену, где мы поневоле оказались, или зрительный зал, где так беспечно сидели. Теперь, вспугнутые лязгом, мы захотели наконец уйти из театра. «Но ни шуб, ни домов не оказалось».