100 великих крылатых выражений

Раскол в Германии стал так очевиден, что там не могла не разразиться религиозная война. Эта братоубийственная бойня омрачила последний период царствования Карла V. В его империи, где никогда не заходило солнце, теперь, похоже, никогда не могла утихнуть война.

Решающее сражение между императорскими войсками и немецкими протестантами произошло в 1547 г. при Мюльберге (Саксония). На то время это была крупнейшая в истории битва, состоявшаяся на немецкой земле. Только на стороне Карла V сражались свыше 50 тысяч наемников. Победил император. Знаменитый итальянский художник Тициан изобразил его в час победы на благородном вороном скакуне.

Однако была выиграна лишь битва, а не война. Вооруженная борьба между католиками и протестантами продолжалась вплоть до 1555 г., когда был заключен так называемый Аугсбургский мир. Согласно ему каждое немецкое княжество вольно было определять, какую веру будут исповедовать его подданные. Правда, знаменитая формула «Cuius regio, eius religio»

– «Чья власть, того и вера» была придумана полвека спустя; ее нет ни в одном официальном документе.

Этот мир, успокоивший Германию, опору империи, стал для самого Карла V крахом всех его дел и мечтаний. И пусть над его империей все так же не заходило солнце, он от нее отрекся.

16 января 1556 г. Карл передал власть над Испанией, Сицилией и Новой Индией (Америкой) сыну Филиппу. Своему младшему брату Фердинанду он даровал императорское достоинство (выборы, подтвердившие избрание нового императора, состоялись лишь два года спустя), а также передал все северные и восточные земли Габсбургов. С Францией же Карл заключил новое перемирие.

Так перестала существовать империя, над которой никогда не заходило солнце

.

В феврале 1557 г. немощный, больной Карл, ставший еще до старости глубоким стариком, удалился в монастырь Юсте, расположенный недалеко от границы с Португалией (пострига он, впрочем, не принял). Прямо из окна спальни ему был виден церковный алтарь, и он мог незримо присутствовать на богослужении. Там он и почил в бозе 21 сентября 1558 г. то ли от сильнейшей простуды, то ли от жестокого приступа малярии.

Париж стоит мессы

1593 г.

Представим себе солидного историка, мэтра, взявшегося со всею серьезностью, подобающей академическому труду, писать «Историю Франции». Вот только и он, пожалуй, дойдя до главы, посвященной Генриху IV (1553–1610; годы правления: 1594–1610), не удержался бы в своем повествовании от веселых ноток. В самом деле, будь на месте его (и нашего) героя какой-нибудь петиметр, щеголь, эпиграфом к главе о нем следовало бы поставить строку из старого городского романса: «Менял я женщин, тири-тириям-та, как перчатки». Но Генрих был королем, и менял он, словно модные аксессуары, не только женщин, но и религиозные убеждения и, не задумываясь, переходил из протестантства в католицизм и обратно. Что считаться с такими предрассудками, когда Париж стоит мессы, а корона – веры?

Эта стремительная изменчивость чувств и взглядов, присущая королю Генриху IV, была зримым отражением жизненной силы, переполнявшей его, когда он пришел к власти – в почтенном, надо сказать, возрасте (40 лет по тем временам – это много). Седина, уже окрасившая его бороду, побуждала его беситься, не считаясь ни с чьими предустановленными правилами, а знаменитый длиннющий нос, почти достававший до верхней губы, наводил на мысль, что ни к чему в этой жизни нельзя относиться серьезно: ни к женщинам, ни к Парижу, ни даже к мессе. Все это пустое, важна лишь корона на голове да слава в веках!

За свою долгую жизнь, прожитую до того, как голова его была увенчана желанной короной, Генрих IV привык к превратностям судьбы, помотавшим его по всей Франции. Эти испытания, выпавшие на долю оппозиционного политика, каковым в католической Франции был протестант по вероисповеданию принц Генрих, только закалили его характер. Ему постоянно приходилось переезжать с места на место, скрываться, куда-то бежать. Как иронично написал французский историк Гийом-Андре де Бертье де Совиньи, он вел жизнь «вождя партизанского отряда» («Histoire de France» – «История Франции», 1977).

Однако эта кочевая жизнь позволила ему как нельзя лучше узнать, как живут люди в разных уголках страны, чем они живут. Это был бесценный опыт, сделавший его королем еще до того, как он принял решение вновь отказаться от своих убеждений и признать, что Париж, побери его черт, стоит мессы.

Все эти испытания не ожесточили его, не сделали черствым, безжалостным человеком. Бертье де Совиньи написал о нем: «Он завораживал своей энергией, своим веселым нравом, своими непринужденными манерами, своим умом, своим остроумием, своим всепрощающим великодушием и своей привычкой отдавать приказы так, как если бы это были настоятельные просьбы».