100 великих оригиналов и чудаков

Математики много раз пытались покушаться на неё. Начинали с наиболее слабого звена — теоремы о параллельных линиях, справедливо сомневаясь в её убедительности. Однако для успеха таких „разрушительных“ предприятий требовалось предложить что-то не менее убедительное и совершенное.

Ректор Харьковского университета Т.Ф. Осиповский в начале XIX века высказал мысль о геометрии без постулата Евклида о параллельных. К тому времени Гаусс, по его позднейшему признанию, уже осмыслил эту идею, хотя выступать с ней публично не решился, остерегаясь общественного мнения.

Немало неприятностей доставило открытие неевклидовой геометрии Лобачевскому. Кстати, философская идея в этом случае опередила научную мысль; Кант на полвека раньше высказался о возможности „многоразличных видов пространства“: „наука о них была несомненно высшей геометрией“.

Доклад Лобачевского о новой теории, произнесённый в Казани и там же незамедлительно напечатанный, называйся: „Сжатое изложение основ геометрии со строгим доказательством теоремы о параллельных“ (1826). Учёный вернул геометрии её первозданный смысл: обратился к системам реальных измерений, которые, даже выполненные с безупречной точностью, далеко не всегда подтверждаются аксиомами и теоремами Евклида. Например, для достаточно больших треугольников на земной поверхности (акватории) сумма углов будет меньше 180° а четырёхугольника — меньше 360°. Такова реальность!

Для осуществления подобных измерений на земной поверхности во времена Лобачевского требовалось немалое воображение (отсюда и название мемуара „Воображаемая геометрия“). Но не мечтательно-фантастическое, а обращённое к действительности. Измерения в системе Евклида, помимо идеальных приборов, предполагают некое идеальное пространство, в частности космическую среду. Лобачевский не принял на веру такое предположение. Он считал, что идею „проверить, подобно другим физическим законам, могут лишь опыты, каковы, например, лишь астрономические наблюдения“.

Приоритет реальности перед вольной игрой ума, природоведения перед комбинаторикой, — такова была принципиальная и чрезвычайно оригинальная по тем временам позиция Лобачевского. По его словам, в основании математики должны находиться понятия, „приобретаемые из природы“. Он высказывался порой ещё резче: „Все математические начала, которые думают произвести из своего разума, независимо от вещей мира, останутся бесполезными для математики“.

Янош Больяи, независимо от Лобачевского и немногим позже его предложивший неевклидову геометрию, писал: „Из ничего я сотворил новый мир“. И ещё: „Я уверен, что это доставит мне такую же славу, как если бы я уже дошёл в открытии до конца“.

Высказывания вполне уместные в устах рекордсмена умственной эквилибристики, честолюбивого творца воображаемых миров. Нечто подобное мог бы сказать и Гаусс, хотя его честолюбие и без того было удовлетворено славой первого математика мира.

Дня Лобачевского было иначе. Абстрактные умственные игры не слишком его увлекали; не вдохновляло и честолюбие. Подобно Ломоносову, он был патриотом, заботился о славе России, причём не на словах, а в своей деятельности как преподаватель и ректор Казанского университета, библиотекарь, а также и как учёный. Лобачевский стремился постичь природу, великую правду Мироздания. Совершив великое открытие, он упорно, много лет утверждал свою правоту.

Достижение Лобачевского относится не только к математике, но и к естествознанию, философии. Некоторые его идеи созвучны основам теории относительности. Он считал, что в природе мы познаём лишь движение, а пространство само по себе, вне его не существует. Или другая мысль: „Время есть движение, измеряющее другое движение“. Пожалуй, эта формула поныне остаётся в науке не оценённой по достоинству.

Лобачевский жил и умер как-то очень по-русски. Болея и предчувствуя свой смертный миг, позван жену:

— Прощай, Варвара Алексеевна, пришло время, в могилу надо, умирать пора, — протянул ей руку и тихо скончался.

…Известный французский математик Таннери сравнил Лобачевского с Колумбом, открывшим новый мир и не испугавшимся его причудливых очертаний. Английский учёный Клиффорд утверждал: „Чем Коперник был для Птолемея, тем Лобачевский был для Евклида. Между Коперником и Лобачевским существует поучительная параллель. Коперник и Лобачевский — оба славяне по происхождению. Каждый из них произвёл революцию в научных идеях и значение каждой из этих революций одинаково велико. Причина громадного значения и той и другой революции заключается и в том, что они суть революции в нашем понимании Космоса“.

Приведём и мнение другого величайшего учёного-творца, главное открытие которого определило многие черты наук нашего века — Д.И. Менделеева: „Геометрические знания составили основу всей точной науки, а самобытность геометрии Лобачевского — зарю самостоятельного развития наук в России. Посев научный взойдёт для жатвы народной…“