100 великих россиян

Среди документов, полученных Нечаевым, была прокламация «К молодым братьям» за подписью Бакунина, в которой содержался призыв к молодежи идти в народ. В брошюре «Постановка революционного вопроса» этот призыв получил конкретное развитие: революционная молодежь должна находиться среди народа, чтобы объединить его разрозненные силы в грядущих народных бунтах. В этой же брошюре содержались любопытные рассуждения Бакунина о природе этих бунтов. Бунт, согласно его теории, существует в двух видах: бунт мирного сельского населения и разбойный бунт. «Разбой — одна из почетнейших форм русской народной жизни, — писал Бакунин. — Он был со времени основания московского государства отчаянным протестом народа против гнусного общественного порядка… Разбойник — это герой, защитник, мститель народный, непримиримый враг государства и всего общественного и гражданского строя, установленного государством…» (В этой апологии разбойного мира сказался исповедуемый Бакуниным культ народа, преклонение перед «бессознательным» и стихийным в его жизни.) Еще более одиозный характер имела брошюра «Начало революции», которая, возможно, была написана самим Нечаевым, развившим и точно выразившим идеи, которые сам Бакунин никогда так определенно не высказывал. Брошюра провозглашала две главные идеи: террор и допустимость любых средств для достижения революционной цели. «Дела, инициативу которых положил Каракозов, — говорилось здесь, — …должны перейти, постоянно учащаясь и увеличиваясь в деяния коллективных масс… с… суровой, холодной, беспощадной последовательностью… Данное поколение должно начать настоящую революцию… должно разрушить все существующее сплеча, без разбора, с единым соображением: скорее и больше. Формы разрушения могут быть различны. Яд, нож, петля и т. п… Революция все равно освящает в этой борьбе… Это назовут терроризмом!

Этому дадут громкую кличку! Пусть! Нам все равно!»

Снабженный всей этой литературой и получив благословение Бакунина, Нечаев отправился в Россию, где попытался создать свою террористическую организацию. Последствия Нехаевского дела, закончившегося мрачным уголовным преступлением и громким политическим скандалом, известны. Узнав об истинном положении дел, Бакунин был потрясен. Летом 1870 г. он писал Нечаеву: «Я не могу Вам выразить, мой милый друг, как мне было тяжело за Вас и за самого себя… Вы нам систематически лгали. Значит, все ваше дело проникло протухшей ложью, было основано на песке. Значит, ваш комитет — это Вы… Значит, все дело, которому Вы так всецело отдали свою жизнь, лопнуло, рассеялось, рассеялось как дым…» Тягостно было сознавать старому революционеру, что он обманут мальчишкой, который грубо и бесцеремонно использовал его в своих целях, тяжело было признать, что его имя серьезно скомпрометировано обстоятельствами Нехаевского дела, но все же отношение Бакунина к Нечаеву оставалось сложным. Узнав, что последний схвачен швейцарской полицией и выдан России, он высказал в письме Огареву уверенность, что Нечаев будет вести себя как герой и никогда не изменит своим принципам (в этом он не ошибся).

Новый революционный подъем, начавшийся в Европе в 1870 г., отвлек Бакунина от русских дел. После сентябрьской революции во Франции пал режим Второй империи. Во многих французских городах власть переходила в руки коммун, причем среди руководителей восстаний на юге Франции было много последователей Бакунина. 15 сентября он сам приехал в Лион. Его квартира стала штабом по подготовке нового выступления. 17 сентября на митинге, организованном анархистами, было принято решение о создании Центрального комитета спасения Франции. 25 сентября на новом митинге приняли разработанную им программу. В ней сообщалось об упразднении административной и правительственной государственной машины, о создании во всех федерированных коммунах комитетов спасения Франции и об образовании революционного конвента Франции в Лионе. 27 сентября на заседании Центрального Комитета Бакунин выступил с призывом к вооруженному восстанию. На другой день вооруженные рабочие взяли ратушу. Бакунин вышел на балкон и произнес перед рабочими страстную речь. Но уже через несколько часов батальоны национальной гвардии установили в городе свой контроль. Бакунин едва не попал в руки своих врагов и вынужден был бежать из города. Он поселился в Марселе и стал собирать своих сторонников для нового выступления, но все было тщетно — народ не проявлял революционной активности и занял выжидательную позицию. «Ну, брат, день ото дня хуже, — писал Бакунин Огареву, — …народ молчит, устрашенный казенным республиканским террором». Полиция охотилась за Бакуниным. Чтобы выехать из страны, он остриг свою великолепную шевелюру, сбрил бороду, надел синие очки и вернулся в Швейцарию глубоко удрученный поражением.