4—5 термидора (22–23 июля) на совместном заседании правительственных комитетов была предпринята последняя попытка примирения. Одному из организаторов побед революционной армии над интервентами, стороннику Робеспьера, Сен-Жюсту предложили сделать в Конвенте доклад об общем положении республики.
Предваряя доклад Сен-Жюста, Робеспьер выступил 8 термидора (26 июля) в Конвенте с большой речью, в которой бросил вызов всем своим врагам как справа, так и слева. Неподкупный утверждал, что против свободы создан заговор, что своей силой этот заговор обязан преступной коалиции, интригующей в самом Конвенте, что эта коалиция имеет сообщников в Комитете общей безопасности и во всех бюро этого комитета, где они господствуют… что в этот заговор входят и члены Комитета общественного спасения, что созданная таким образом коалиция стремится погубить патриотов и родину.
В заключение Робеспьер потребовал: «Наказать изменников, обновить все бюро Комитета общей безопасности, очистить этот комитет и подчинить его Комитету общественного спасения, очистить и самый Комитет общественного спасения, установить единство правительства под верховной властью Национального конвента. сокрушить все клики и воздвигнуть на их развалинах мощь справедливости и свободы».
Робеспьеру предложили назвать депутатов, которым он не доверял. Он отказался. То, что Робеспьер не назвал имена руководителей заговора, было его врагам как раз на руку. Расплывчатость угроз вождя якобинцев объединяла против него значительное количество депутатов, опасавшихся за свою жизнь, и способствовала созданию против него сильного большинства.
Впрочем, некоторые имена были все же названы Робеспьер резко обрушился на Камбона, заявляя, что его финансовая политика выгодна лишь богатым и имеет целью «разорить и привести в отчаяние бедных, умножить число недовольных». Столь же резко критиковался и Фуше как защитник «атеизма».
Авторитет Робеспьера был еще велик. Конвент встретил его речь громом аплодисментов. Заговорщики в первый момент растерялись. Лоран Лекуэнтр, который еще 24 мая, на интимном ужине, в присутствии девяти депутатов Конвента, призвал прикончить Робеспьера ударом кинжала, внес теперь льстивое предложение напечатать его речь. Но запротестовал Бурдон от Уазы, потребовавший передать эту речь на предварительное рассмотрение комитетов. На Бурдона резко обрушился Кутон, которому удалось добиться решения Конвента о том, что речь Робеспьера будет не только напечатана, но и разослана по коммунам республики. И тут поднялся Камбон, которому уже нечего было терять. «Пора сказать всю правду, – заявил он. – Один человек парализовал волю всего Национального конвента; это человек, который только что произнес здесь речь, – это Робеспьер». Камбон полностью отверг обвинения Неподкупного в адрес комитетов и заключил, что опасаться нужно властолюбивых замыслов его самого. Депутата поддержали Билло-Варен, Амар и многие другие. Принятое решение напечатать речь Робеспьера и разослать ее по коммунам было отменено.
Битву в Конвенте Робеспьер проиграл. Если Неподкупный хотел продолжить борьбу, он должен был теперь вынести ее за стены Конвента, обратиться к парижским секциям, к народу.
Вечером 8 термидора Робеспьер пришел в Якобинский клуб, где вновь зачитал свою речь. Ему горячо аплодировали. Колло д'Эрбуа и Билло-Варен, пытавшиеся возражать Неподкупному, были изгнаны из зала. Однако никакого плана действий якобинцы не наметили. Робеспьер был печален. В конце своего выступления он сказал: «Эта речь, которую вы выслушали, – мое предсмертное завещание; сегодня я видел смерть – заговор злодеев так силен, что я не надеюсь ее избегнуть Я умру без сожаления; у вас останется память обо мне; она будет вам дорога, и вы ее сумеете защитить». После выступления Робеспьер вернулся домой и сразу лег спать.
А заговорщики тем временем занимались разработкой своего плана. Таль-ен, Баррас, Фуше, Бурдон от Уазы и другие до поздней ночи вели переговоры с депутатами Равнины, убеждая их голосовать завтра против Робеспьера. И Равнина пообещала им свою поддержку. Во всех деталях была разработана тактика обструкции, которой рассчитывали сорвать доклад Сен-Жюста. Приняли меры и на тот случай, если бы Робеспьер все же рискнул обратиться за поддержкой к Парижской коммуне. Еще ранее по распоряжению Карно из Парижа были выведены некоторые части артиллерии Национальной гвардии, которые не внушали заговорщикам доверия.
Вечером 8 термидора, когда Робеспьеру аплодировали в Якобинском клубе, решением Комитета общественного спасения было упразднено главное командование Национальной гвардии Парижа, доверенное Анрио. Отныне функции командующего должны были поочередно исполнять начальники легионов.