11.22.63

Предположим, он приставит какого-то из своих друзей, любителей покера, чтобы тот проследил за мной от Тампы до Сансет Пойнта? А возможно ли, чтобы он отправил кого-то из других своих друзей по покеру — или парочку мускулистых парней, которые стремятся вылезти из-под какого-нибудь долгового пресса, которым может их давить этот аллигатор-ростовщик Гутьерэс — на деликатную спасательную операцию по доставанию того, что еще осталось от тех десяти тысяч? Мой головной мозг уверял, что это никчемный сюжетный ход из тех, что показывают в идиотских шоу на подобие «77 Сансет Стрип»[321], но позвоночник утверждал кое-что другое. Позвоночник мне говорил, что человечек с редеющими волосами вполне способен дать зеленый свет вламыванию в дом и приказать своим друзьям избить меня в говно, если я буду оказывать сопротивление. Мне не импонировало оказаться побитым и не импонировало быть ограбленным. Больше всего я не желал рисковать тем, что в руки связанного с мафией букмекера могут попасть мои бумаги. Мысль о бегстве с зажатым между ногами хвостом мне тоже не нравилась, но, черт побери, рано или поздно я все равно должен был прокладывать себе путь в Техас, и почему не сделать это пораньше? Кроме того, осторожность — главная составляющая отваги. Я запомнил это, еще сидя на коленях у матери.

Итак, после одной почти полностью бессонной ночи в июле, когда сонарные попискивания спинного мозга звучали особенно громко, я упаковал свое имущество (сейф с моими мемуарами и денежной наличностью я спрятал под запасным колесом в багажнике «Санлайнера»), оставил записку и последний чек хозяину дома и взял курс по шоссе № 19 на север. Первую ночь в дороге я провел в маленьком автокемпинге в Де-Фьюниак Спрингс[322]. В сетках зияли дыры, и пока я не выключил единственную в моей комнате лампочку (она, голая, свисала с потолка на длинном проводе), меня обседали москиты величиной с самолеты-истребители.

Но, тем не менее, спал я, как грудной ребенок. Никаких кошмаров, попискивание моего внутреннего радара сошло на нет. И этого мне было уже достаточно.

Первого августа я прибыл в Галфпорт в Луизиане, правда, первый заезд «Ред Топ» на окраине города, возле которого я остановился, отказался меня принять. Клерк этого заведения объяснил мне, что у них комнаты только для негров, и посоветовал отель «Южная гостеприимность», который он назвал «самым лу'шим в Ха'фпо'те». Может, и так, но, в общем, думаю, мне было бы приятнее в «Красном Топе». Слайд-гитарист, чья игра доносилась из соседнего гриль-бара, там звучал суперово.

6

Новый Орлеан не лежал передо мною на прямом пути к Большому Д, но с утихшим позвоночным сонаром в душе моей открылось туристическое расположение духа…хотя не Французский квартал, не пароходный причал на Бьенвиль-стрит и не Vieux Carré[323]

мне хотелось посетить.

У уличного торговца я купил карту и по ней нашел дорогу к единственному объекту, который интересовал меня. Я оставил машину на стоянке и после пятиминутной прогулки оказался перед фасадом дома № 4905 на Магазин-стрит, где будут жить Ли и Марина Освальд со своей дочкой Джун в последнюю весну и лето жизни Джона Кеннеди. Это был облезлый дом — хотя еще не совсем руины — с заросшим двором за железным заборчиком высотой по пояс. Краска его нижнего этажа, когда-то белая, теперь облупилась до желтизны цвета мочи. Верхний этаж оставался некрашеным серым дощатым сараем. Разбитое окно там было заслонено картоном с надписью: ПО ВОПРОСАМ АРЕНДЫ ЗВОНИТЕ MU3-4192. На этом крыльце с ржавыми перилами в сентябрьских сумерках 1963 года будет сидеть в одних лишь трусах Ли Освальд и, потихоньку шепча: «Пух! Пух! Пух!», будет целиться в прохожих, щелкая курком той незаряженной винтовки, которой случится стать самой знаменитой в американской истории.

Как раз об этом я думал, когда кто-то похлопал меня по плечу, от чего я едва не вскрикнул. Думаю, я все-таки вздрогнул, так как черный молодчик, который меня побеспокоил, учтиво сделал шаг назад, подняв пустые руки.

— Извиняюсь, сар. Извиняюсь, йа не имеел намерения ваас нап'гать.

— Раз так, все нормально, — ответил я. — Я сам виноват.

Это мое заявление его явно взволновало, но он был поглощен заботами о деле и сразу же начал его излагать… хотя для этого ему пришлось вновь ко мне приблизиться, так как его дело требовало тона, более тихого, чем разговорный. Он желал знать, не заинтересует ли меня покупка нескольких веселящих палочек. Я, кажется, понял, о чем он говорит, тем не менее, не был вполне уверен, пока он не прибавил: «Висоокок'аасная бо'отная траваа, сар».

Я сказал ему, что пас, но если он подскажет мне в этом Южном Париже красивый отель, от меня ему перепадет полбака. Когда он заговорил вновь, его голос звучал намного живее.

— Мнения различаются, но я бы выбрал отель «Монтелеон», — и он показал мне нужное направление.

— Благодарю, — вручил я ему монету. Та исчезла в одном из его многочисленных карманов.

— А скажите, кстати, что вы здесь рассматривали, — кивнул он на тот обветшалый дом. — Думаете, не купить ли его?