— Я не уверена, хочу ли вам отвечать на этот вопрос. Если скажу, нет, вы можете примчать сюда, чтобы ее увидеть, а она не хочет видеться с вами. Не при таком положении вещей.
Фактически она
— С ней все было в порядке, когда она вернулась в город?
— Она была в порядке. Обрадовалась, увидев нас всех.
— Но теперь у нее взволнованный голос и сама она говорит, что ей грустно.
— А разве это удивительно? — мисс Элли заговорила резко. — Здесь немало воспоминаний для Сэйди, многие из них связаны с кое-каким мужчиной, к которому она все еще испытывает чувства. Красивый мужчина и замечательный учитель, но достиг успеха под фальшивым флагом.
Это уже
— Там дело в другом, кажется. Она говорила о приближении какого-то кризиса, о котором слышала от… — от выпускника Йеля, который сидит под дверью в историю? — От кого-то, с кем она познакомилась в Неваде. Ее муж уже когда-то натолкал ей в голову всяких бессмыслиц…
— Ей в голову? В ее хорошенькую головку? — теперь уже не просто резкость, теперь звучал уже настоящий гнев. Из-за этого я ощутил себя мелким и поникшим. — Джордж, передо мною куча бумаг в милю высотой, и мне нужно с ними всеми разобраться. Вы не можете подвергать Сэйди Данхилл отдаленному сеансу психоанализа, а я не могу помочь вам в ваших проблемах с любовью. Единственное, что я могу, это посоветовать вам рассказать всю правду, если Сэйди вам небезразлична. Лучше раньше, чем никогда.
— Вы не видели где-то там рядом ее мужа, я надеюсь?
—
Вторично за сегодняшний вечер женщина, которая была мне не чужой, бросила трубку. Новый персональный рекорд.
Я пошел в спальню и начал раздеваться. Приехала
Неприятная мысль пронзила меня: а может, она пьет? Много. Тайком. Что в этом невозможного? Моя жена годами была скрытой пьяницей — фактически еще до того, как я с ней вступил в брак, — а прошлое стремится к гармонии. Легко было бы от этого отмахнуться, сказать себе, что мисс Элли что-то бы уже заподозрила, но пьяницы бывают очень смышленными в ухищрениях. Иногда минует много лет, прежде чем у людей раскрываются глаза. Если Сэйди своевременно появляется на работу, Элли может и не замечать, что у нее красные глаза, а выдох сильно отдает мятой.
Мысль эта вероятно была анекдотической. Все мои предположения базировались только на подозрениях, которые лишь доказывали, что Сэйди мне и до сих пор небезразлична.
Я лежал в кровати, глядя в потолок. В гостиной работал нефтяной камин — очередная холодная ночь.
Девушку, золотые часы и все такое. Конечно, Эл, я об этом помню.
И фактически не одна, если на то пошло, и я долго еще не мог заснуть.
В следующий понедельник, когда я уже привычно в который раз проезжал мимо дома № 214 на Западной Нили-стрит в Далласе, я заметил там припаркованый на подъездной аллее длинный серый катафалк. Две тучные леди стояли на крыльце, смотрели, как пара мужчин в темных костюмах, засовывают сзади в катафалк носилки. На носилках лежало тело, накрытое простыней. С шаткого на вид балкона над крыльцом на это также смотрела молодая пара, которая занимала верхнюю квартиру. Их маленький ребенок спал на руках у матери.
Коляска с пепельницей осиротело стояла под тем деревом, где его старый пассажир проводил летом большинство своих дней.
Я остановился и стоял рядом с машиной, пока катафалк не уехал. И тогда (хотя и понимал, что сейчас это, скажем так, довольно бестактно) перешел улицу и приблизился по дорожке к крыльцу. Возле подножия ступенек я дотронулся до краешка своей шляпы.
— Леди, я соболезную вам в вашей потере.
Старшая из них — жена, которая, как я догадался, теперь стала вдовой, — сказала:
— Вы появлялись здесь раньше.
— Он вас видел, — не обвиняя, просто констатируя факт.
— Я искал себе квартиру в этом квартале. Вы будете оставаться в этой?
— Нет, — ответила младшая. — У него была какая-то