— Зря ты называешь генерала Уокера придурком, — начал де Мореншильд лекторским тоном. — Хергис, да, согласен. Хергис смешон. Я, между прочим, слышал, что он, как и многие его коллеги, личность с извращенными сексуальными аппетитами, рад поштрыкать маленькую девочку в передок утром, а маленького мальчика в задок под вечер.
— Блядь, да это же
— Но Уокер, нет-нет, это совсем другой котел с раками, он высоко стоит в Обществе Джона Берча[565]
…— Это те фашисты, которые ненавидят евреев!
— …и я предвосхищаю день, и недалеко от сегодняшнего, когда он станет их вождем. А получив доверие и поддержку других групп бешеных правых, он даже может вновь попробовать баллотироваться на пост… только на этот раз не губернатора Техаса. Я подозреваю, что прицел у него установлен выше. В Сенат? Возможно. Или даже в Белый Дом?
— Этому никогда не быть, — голос Ли прозвучал неуверенно.
— Это
— Кеннеди с его железным кулаком, — сказал Ли. Похоже, его одобрительное отношение к действующему президенту пошло по пути голубых замшевых ботинок.[566]
— Он никогда не успокоится, пока Фидель срет в унитаз Батисты.— А также никогда не недооценивай тот ужас, который белая Америка ощущает перед идеей общества, в котором расовое равенство станет всеобщим законом этой страны.
— Ниггер, ниггер, ниггер, чако, чако, чако! — взорвался Ли мощным, едва ли не мученическим гневом. — Я все время слышу это на работе!
— Не сомневаюсь. Когда
Я упал в кресло рядом со столом, на котором лежал маленький магнитофон, катушки его крутились.
— Если вы действительно считаете… — начал Ли, а дальше что-то так громко зажужжало, что я не мог удержаться и сорвал с головы наушники. Выше не слышалось ни воплей тревоги, ни негодования, не прозвучало никаких быстрых шагов, — разве что они сумели каким-то образом быстренько ушиться — я решил, что жучок в лампе, наверное, остался не раскрытым. Я вновь надел наушники. Ничего. Я попробовал дистанционный микрофон, встав на стул, держа миску почти вплотную к потолку. Таким образом я смог слышать голос Ли и реплики, которые бросает де Мореншильд, но что именно они говорят, разобрать не мог.
Мое секретное ухо в квартире Освальдов оглохло.
Прошлое упирается.
Разговор продолжался еще минут с десять — возможно, речь шла о политике, возможно, о раздражающей природе жен, возможно, там зарождались планы, каким образом убить генерала Уокера, — а потом де Мореншильд пробежал по ступенькам, сел в машину и уехал.
Шаги Ли пересекли комнату у меня над головой —
После того дня Освальд начал часто прогуливать работу. Если Марина об этом и знала, она не придавала этому значения. Возможно, она этого даже не замечала. Она была целиком сосредоточена на своей новой подружке Рут. Побои стали происходить реже, не потому, что улучшилась мораль, а потому, что Ли находился не дома почти так же часто, как и она. Благодаря заметкам Эла, я знал, куда он ходит и что он делает.
Как-то, когда он отправился на автобусную остановку, я прыгнул в свою машину и поехал на авеню Дубовая Роща. Я хотел обогнать автобус Ли, который ехал через весь город, и мне это удалось. Играючи. По обеим сторонам Дубового Рощи было полно парковочных мест, но мой красный, крылатый «Шеви» бросался в глаза, а я не желал нарываться на риск быть замеченным Ли. Я поставил машину за углом, на Уиклиф-авеню, на стоянке при бакалее «Альфа-Бета»[567]
. Оттуда я тронулся по бульвару Черепаховый Ручей, где стояли дома в стиле «нео-гасиенда» — с арками и оштукатуренными стенами. К ним велели обсаженные пальмами подъездные аллеи, перед ними раскинулись большие лужайки, даже пара фонтанов там была.