11/22/63

И внезапно меня осенило. Не возникло ни малейших сомнений в том, что это правда, и я не стал терять ни секунды.

— Ты же трус.

— Что? — Он выпрямился, словно ему в зад вогнали палец.

— Ты меня слышал, — передразнил я его. — «Никто не связывается с Фрэнки Даннингом, кроме меня. Он мой». Ты твердил это себе двадцать лет, да? И все еще с ним не разобрался?

— Я велел тебе заткнуться.

— Черт, двадцать два года! Ты не стал связываться с ним и когда он гнался за Чезом Фрати. Побежал за футболистами, как маленькая девчонка.

— Их было шестеро!

— Разумеется, но в последующие годы ты не раз и не два мог подстеречь Даннинга одного, однако даже не бросил банановую шкурку на тротуар в надежде, что он поскользнется. Бздун — это ты, Теркотт. Прячешься здесь, как кролик в норе.

— Заткнись!

— Убеждаешь себя в какой-то чуши, будто увидеть его в тюрьме — лучшая месть, лишь бы не признавать…

— Заткнись!

— …того, что ты двадцать лет позволял убийце своей сестры ходить безнаказанным…

— Я предупреждаю тебя!

 — Он взвел курок револьвера.

Я ударил себя в грудь.

— Давай. Сделай хоть это. Все услышат выстрел, приедет полиция. Даннинг увидит, какая тут суета, и уйдет, а в Шоушенк отправишься ты. Готов спорить, там тоже есть фабрика. И ты сможешь работать на ней за пятак в час, а не за бакс и двадцать центов. Только тебе это понравится, потому что не придется объяснять себе, почему ты все эти годы не ударил палец о палец. Будь твоя сестра жива, она плюнула бы теб…

Он вытянул руку вперед, намереваясь вдавить ствол револьвера мне в грудь, но споткнулся о штык. Я ударил по револьверу ладонью, и грохнул выстрел. Пуля вошла в землю в каком-то дюйме от моей ноги, потому что камешки задели брючину. Я схватил револьвер и наставил на Теркотта, готовый выстрелить, если он потянется за штыком.

Но он просто привалился к стене гаража, прижав к левой половине груди обе руки, у него в горле клокотало.

Где-то неподалеку — на Коссат, не на Уаймор — закричал мужчина:

— Забава забавой, детки, но если кто-нибудь еще раз взорвет «вишневую бомбу», я позвоню копам. И это не шутка!

Я облегченно вздохнул. Теркотт — тоже, прерывисто, с икотой. Продолжая издавать клокочущие звуки, он сползал по стене гаража, пока не распластался на гравии. Я взял штык, подумал о том, чтобы засунуть за пояс, и решил, что только порежу ногу, когда буду ломиться сквозь изгородь: прошлое старалось изо всех сил. Отбросил штык в темноту двора, услышал, как он обо что-то стукнулся. Может, о стенку конуры с гордым названием «ДОМ ВАШЕЙ СОБАКИ».

— «Скорая помощь», — прохрипел Теркотт. Его глаза блестели, возможно, от слез. — Пожалуйста, Амберсон. Очень больно.

«Скорая помощь». Хорошая идея. И повод для смеха. Пробыв в Дерри — в пятьдесят восьмом году — почти два месяца, я все равно сунул руку в правый карман брюк, в котором всегда носил мобильник, если не надевал пиджак. Мои пальцы нащупали мелочь и ключи от «санлайнера».

— Извини, Теркотт. Ты родился не в ту эпоху. Откуда угодно «скорую» не вызвать.

— Что?

Согласно «Булове», Америка только-только начала смотреть «Новые приключения Эллери Куина».

— Держись, — ответил я и полез сквозь изгородь, выставив перед собой свободную руку, чтобы защитить глаза от колющих ветвей.

11

Посреди двора Даннингов я споткнулся о песочницу и растянулся в полный рост, оказавшись лицом к лицу с пустоглазой куклой, на которой была только диадема. Револьвер вылетел из руки. Стоя на четвереньках, я принялся искать его, думая, что никогда не найду, что упрямое прошлое подложило мне еще одну свинью. Нет, поросенка, в сравнении с желудочным гриппом и Биллом Теркоттом, но очень уж не вовремя. Револьвер я заметил, он лежал на краю трапециевидного светового пятна, отбрасываемого на землю кухонным окном, и в тот же момент услышал шум автомобиля, который ехал по Коссат-стрит. Не ехал — мчался. Ни один водитель в здравом уме не стал бы так гнать на улице, где, несомненно, хватало детей в масках и с пакетами для сладостей. Я знал, кто это, еще до того, как автомобиль остановился, взвизгнув тормозами.

В доме 379 по Коссат-стрит Дорис Даннинг сидела на диване рядом с Троем, тогда как Эллен носилась по комнате в наряде индейской принцессы: ей не терпелось отправиться на охоту. Трой только что сказал, что поможет съесть сладости, которые она, Тагга и Генри принесут домой. Эллен ответила: «Нет, ты не поможешь, надевай хэллоуинский костюм и иди сам собирать сладости». Все, конечно, засмеялись, даже Гарри, ушедший в ванную: от волнения ему очень захотелось отлить. Потому что Эллен, как и настоящая Люсиль Болл, умела смешить людей.

Я схватил револьвер. Он вывалился из скользких от пота пальцев. Голень визжала от боли — я приложился ею о бортик песочницы. С другой стороны дома хлопнула автомобильная дверь, раздались быстрые шаги по бетонной дорожке. Я помню, как подумал: Запирай дверь, мама, не только от своего вспыльчивого мужа; сам Дерри идет к тебе в гости.